Проклятая шахта. Разгневанная гора
Шрифт:
– Я вижу, вы намерены ничего не упустить.
– Совершенно верно, сэр. Вот почему я сегодня оказался в Касамиччиоле. – Он показал мне книгу в красном переплете. – Это «Бедекер» 1877 года издания. Я нашел его среди вещей моего отца. – Он перелистал страницы. – Вот что здесь написано о Касамиччиоле:
«Ужасное землетрясение 28 июля 1883 года почти полностью разрушило большинство домов и унесло тысячи жизней». – Он махнул рукой в сторону города. – Представляете себе, что это означает, мистер Фаррел? Это означает, что,
Я думаю, он продолжал бы читать мне страницу за страницей из «Бедекера», если бы не появилась Джина. Я представил их друг другу, и она, совершенно обессиленная, рухнула на стул.
– Фу, как эта ванна изматывает! – выдохнула она с улыбкой. – Зато потом чувствуешь себя на миллион долларов.
– Что будете пить, графиня? – осведомился Хэкет.
– Ничего. – А потом спросила: – Вы здесь по делам или отдыхаете?
– Мистер Хэкет интересуется вулканами, – ответил я вместо него.
– Вулканами? – удивилась она. – И жена, конечно, с вами?
– Нет. – Ее вопрос поверг его в недоумение. – Моя жена – плохой моряк. Она не любит путешествовать.
Она улыбнулась:
– Значит, вы здесь один и интересуетесь нашими вулканами?
– Я интересуюсь всем, что касается геологии. Но здесь конечно же первостепенный интерес представляют извержения вулканов. Вчера я был в Поццуоли.
– В полдень поднимусь на Эпомео.
– Вы еще не были на Везувии?
– Нет, это я отложил напоследок.
– Не забудьте взглянуть на Помпеи.
Джина бросила на меня быстрый взгляд. Она собиралась отплатить мне за мое упрямство.
– Там вы воочию убедитесь, на что способен Везувий.
– Помпеи – не то место, которое можно посетить мимоходом, синьор. – Джина улыбнулась ему. – Руджиеро, директор, – мой друг.
Крючок был заброшен, и рыбка клюнула.
– Может быть, вы могли бы, я имею в виду, может быть, вы дадите мне рекомендательное письмо…
– Я сделаю лучше. – Джина повернулась ко мне. – Что вы делаете завтра днем?
– Ничего, – ответил я.
– Тогда мы можем втроем поехать в Помпеи. У вас есть машина, мистер Хэкет? Ну что ж, договорились, в три часа у въезда в Помпеи.
– Вы очень любезны, графиня. Я буду ждать этой поездки с большим интересом. Не окажете ли вы мне честь отобедать со мной?
Джина согласилась, и мне пришлось битый час слушать их с Хэкетом болтовню об извержении вулканов. Джина проявила широкую осведомленность по поводу истории Помпеи, так что я подумал, уж не был ли Руджиеро какое-то время ее любовником.
Наконец мы отправились в обратный путь. Когда наша лодка отчалила от Касамиччиолы, Джина спросила:
– Вам не нравится ваш американский друг?
– Это не так, – быстро ответил я, вспомнив, как он был добр ко мне в Милане. – Просто он излишне говорлив.
Она засмеялась:
– Может, ему не с кем говорить дома? – Она устроилась поудобнее на подушках и, вытянув ноги, вздохнула. Потом спросила: – Не хотите ли послушать «Севильского цирюльника» Россини? У меня ложа в «Сан-Карло».
Так мы оказались вечером в театре, и это был конец моей идиллии в Неаполе. Я сидел в ложе и слушал, как оркестр настраивает инструменты, и смотрел на толпу, неторопливо шествующую по фойе. И вот в этой толпе мой взгляд остановился на паре устремленных на меня глаз. Это была Хильда Тучек. Она слегка побледнела и толкнула локтем своего спутника. Тот повернулся, и я узнал Максвелла.
– В чем дело? – Джина дотронулась до моей руки. – Вы дрожите, Дик. Что случилось?
– Ничего, – ответил я, – ничего, просто увидел знакомого.
– Где?
Я не ответил, но она игриво спросила;
– Это девушка?
– Да.
– Англичанка… в белом платье?
– Нет, чешка, – уточнил я. – Почему вы решили, что она англичанка?
– Она держится так самоуверенно! – Потом я услышал, как Джина нервно сглотнула. – Как зовут человека рядом с ней? Мне кажется, я его где-то видела.
– Джон Максвелл. Она покачала головой:
– Нет, я не знакома с ним.
Свет медленно начал меркнуть, и дирижер занял место за пультом. Началась увертюра. Мне было приятно сидеть в темноте, наслаждаясь бравурной музыкой Россини. Но вскоре она уже не могла развеять гнетущее настроение, которое вновь овладело мной. Появление Максвелла в Неаполе потрясло меня. У меня было странное ощущение, что кто-то не спускает с меня глаз в темноте. Сознание того, что Максвелл находится в театре, мешало мне наслаждаться прекрасной музыкой.
– Вам холодно? – Губы Джины почти коснулись моего уха. Ее ладонь накрыла мою руку.
– Нет, мне тепло, спасибо.
– Но вы дрожите, и рука – холодная как лед. – Потом она крепко сжала пальцами мою кисть. – Чего вы боитесь? – прошипела она.
– Ничего, – ответил я.
– Вы были влюблены в эту девушку?
– Нет, – резко возразил я.
– Тогда почему вы дрожите? Может, боитесь этого мужчину?
– Не смешите меня, – сказал я и высвободил свою руку из ее цепких пальцев.
– Так, значит, я смешна? Но между прочим, дрожите-то вы. – Она снова наклонилась совсем близко ко мне. – Чего он хочет, этот Максвелл?
– Может быть, оставим эту тему. Джина? – Я демонстративно уставился на сцену, где уже поднимался занавес.
– Вы опять заупрямились, – укоризненно заметила она.
Я вспомнил о смешной сцене в Касамиччиоле, когда она настаивала, чтобы я доверил свой протез служителю. Я все еще думал об этом, одновременно слушая музыку, когда из темноты ложи чья-то рука простерлась вперед и тронула меня за плечо. Я обернулся и увидел наклоняющегося ко мне Максвелла.