Проклятие древних жилищ(Романы, рассказы)
Шрифт:
Я не нашел способа уничтожить желтый флакончик.
Бросить в огонь? А если таинственная материя взорвется?
Фармацевт — составитель лекарств редко обладает душой героя. Мысль, что мое тело будет разорвано внезапно вырвавшимися воспламенившимися газами, не улыбалась моей здравой и осторожной ментальности.
Бросить вечером в протекающую речку?
Удар о камень может разбить флакончик, высвободив содержащуюся в нем таинственную силу, которая потребует меня в качестве первой жертвы холокоста. А если она спокойно уляжется в речном иле, а однажды драга вынесет ее на поверхность,
Я подумал об океане, но там тоже хитрая судьба может отдать его в клешни, в челюсти, в пасти ужасных монстров глубин!
И я оставил флакончик у себя, положив в сейф с хитроумными замками, за который я заплатил безумные деньги. Такому сейфу позавидовал бы любой банк.
Однажды вечером, опустив железный ставень, я проскользнул в бывшую лабораторию и открыл футляр, обитый черным бархатом, где хранился странный флакончик.
На свету он был золотисто-желтого цвета, но чуть матовый, словно его наполнили порошком того же цвета, однородного и крепко спрессованного. Но когда я уложил флакончик на черный бархат футляра так, чтобы свет падал на него под углом в пятьдесят градусов, вещество показалось не столь компактным, даже хлопьеобразным, а центр флакончика был перерезан длинной зеленой чертой, которая не оставалась неподвижной. Нет, она медленно, странно медленно перемещалась. Она походила на какую-то чрезвычайно тонкую сколопендру, вдруг начавшую двигаться.
Но я больше не повторю этого опыта.
Когда я изменил угол света, зеленая полоса сместилась к краю тени, словно собираясь покинуть ее и…
Отвратительный и непонятный рокот наполнил комнату.
Колбы подпрыгнули к потолку, книги посыпались с полок, а меня с силой ударили по голове и рукам…
Кресло — мягкое вольтеровское кресло — бросилось на меня в приступе чудовищной ярости, я увернулся, и оно с грохотом ударилось о камин и разлетелось в щепки.
Я хотел убежать в коридор, когда с тоскливым воплем замер перед зеркалом. Из него пыталось выбраться что-то несусветное. Это было похоже на громадное брюхо, вываливающее наружу гигантские внутренности… Это были перламутрово-белые щупальца, дрожащие адской и жадной жизнью.
В это мгновение пространство рассекла линейка и ударила по электрической лампе, которая с грохотом взорвалась. Тут же воцарились тьма и безмолвие. Я многие часы оставался в полной неподвижности. Изредка падали осколки и отслоившийся гипс. Я слышал, шум дождя от капель жидкостей, вытекающих из разбитой посуды. Зарю я встретил разбитым, наполовину обезумевшим посреди полностью разрушенной лаборатории, но лишенной какого-либо колдовства.
Я не ученый — да, я далек от этого. Пусть столпы науки простят мне ересь, которую я осмелюсь высказать.
Когда свет под некоторым углом попадает на странное вещество во флакончике, оттуда выходит некая заряженная сила, могущая вдыхать жизнь в неживые предметы, враждебные живым.
Это ли секрет желтого флакончика?
Я не знаю!
И не узнаю никогда!
Желтый флакончик украден!
Мой крепкий сейф ввел в искушение взломщиков.
Они украли
Пусть им пообещают безнаказанность, невероятное вознаграждение, самые удивительные почести.
Подумайте, а если моя гипотеза вовсе не гипотеза!
Адский бунт неоживленных предметов вместе с вторжением неведомых существ невидимого мира!
Господи, сделай так, чтобы желтый флакончик не нашли!
Джон Фландерс
БЕГСТВО В БЕДФОРД
(La fuite vers Bedford)
Неизданный приключенческий роман для молодежи
Беспокойная ночь
— А я утверждаю, что это не христианская ночь! — заявил Тим Бэнкс, подняв кисточку для бритья и прислушиваясь к вою ноябрьского ветра, который с силой раскручивал флюгера на крышах.
Клиент, лицо которого мыльная пена покрывала чуть не до бровей, кашлял и тряс головой, пытаясь слабым голосом сказать, что он согласен и что не стоит тратить на него столько мыла.
— Это не будет стоить вам ни полпенни, ваше сеньорство, — усмехнулся Бэнкс.
В этот субботний вечер он брил судебного пристава Пилгрима, хотя толстячок-брадобрей недолюбливал судебных приставов.
Два портовых грузчика ждали своей очереди и посмеивались от удовольствия, ибо Тим считался веселым шутником! Крохотная цирюльня Бэнкса образовывала тупой угол в северном конце Фрайар-стрит. Она была настоящим указательным буем среди моря темных улочек, спускающихся к реке, ибо Тим не экономил на освещении свечами, как и на мыле для бритья, создавая славу своему заведению и своей профессии.
— Все, — сказал Тим, развязывая клетчатую салфетку под подбородком клиента, — теперь вы помолодели всего за пенни, если только вы не желаете еще что-нибудь, уважаемый мистер Пилгрим.
Судебный пристав скривился в улыбке и спросил, не смочит ли Бэнкс ему волосы розовой водой, конечно, за отдельную плату.
— Розовой водой? — сказал цирюльник. — Конечно, но это будет стоить вам шесть пенсов. Происходит что-то необычное?
— Ткните нос в окно и бросьте взгляд на дом напротив, — хохотнул мистер Пилгрим, — и посмотрите сами, мэтр Бэнкс.
Грузчики опередили цирюльника.
— Эге! Правда. В большом доме повсюду горит свет… Люстра с сотней свечей по крайней мере! — с удивлением воскликнули они.
— Тридцать две, — уточнил мистер Пилгрим, — я внес люстру в список, указав, что в нее можно вставить одновременно тридцать две свечи.
— Что у вас за дела с домом Уинстона и его люстрой? — раздраженно спросил Тим. — Кто осмелился покушаться на что-то принадлежащее Уинстонам?
Он продолжал щедро поливать розовой водой худую голову судебного пристава, который чихал и тщетно пытался защитить глаза и ноздри от крепкой жидкости. Наконец, мистер Пилгрим отдышался. Тим в озлоблении убрал флакон.