Проклятие китайского колдуна
Шрифт:
– Во-от, сюда, – подводя Толстяка, указал веселый милиционер, – добро пожаловать в наш обезьянник, любезнейший.
«Ах да, – вспомнил Толстяк, – обезьянник…»
– Ого, – проговорил дежуривший у обезьянника милиционер, – еще один синемор появился. Хорошо, а то сегодня у вас улов как-то не очень… Кроме этого жирного только одного привезли… Не густо.
– Так ведь утро еще, – резонно заметил веселый милиционер, – погоди, часика два – как раз самое опохмельное время начнется… Вот и повалят алкаши густым косяком, только успевай дверь им открывать…
Железная дверь захлопнулась за Толстяком и он оказался в довольно просторной комнате, где вовсе не было окон, вдоль стен тянулись грязные доски никогда не поднимающихся нар, на которых уже спал какой-то оборванец.
– Так вот почему это ужасное место называется обезьянником, – негромко проговорил Толстяк, – одна стена, разделяющая эту комнату и коридор, представляет собой прочную металлическую решетку – от пола до самого потолка. Действительно, похоже на зверинец.
– Что это он? – заговорил за спиной Толстяка дежурный. – Разговаривает сам с собой…
– Да… – махнул рукой веселый милиционер, – ненормальный он какой-то вообще. Бормочет что-то себе под нос и бормочет… Наш наряд старухи вызвали. Он у них под окном спал – в палисаднике. Ну, мы и приехали, забрали… Хотя кому он мешал… Только что – людей своим видом пугал, так что ж… Ладно… Эй! – крикнул он, обращаясь уже к Толстяку, – как там тебя… гражданин!
Застывший на середине обезьянника Толстяк обернулся.
– Ты это, слышь… посиди. Сейчас я перекушу и дам указания тобой заняться, – сказал веселый милиционер, – поспи вон… Ты же, кажется, не выспался…
Толстяк, не зная, что ему на это ответить, машинально произнес:
– Спасибо…
Веселый милиционер и дежурный переглянулись и рассмеялись.
– Вежливый! – констатировал дежурный. – Интеллигент, наверное… Сейчас время такое, что у меня этих интеллигентов – каждый день полная камера. Доценты, преподаватели, музыканты… один раз директор школы попался. Актеры часто попадаются… Не говоря уже про студентов… Ну ладно, – проговорил он, пожав руку веселому милиционеру, – бывай, приятного аппетита!
Толстяк подошел к нарам и присел на них – как раз напротив спящего лицом к стене оборванца. Толстяк оглядел шершавые тюремные стены и тоскливо вздохнул.
– Господи! – вырвалось у него. – Куда же я попал!
При звуках его голоса оборванец зашевелился и повернулся к Толстяку. Толстяк глянул на него – опухшее лицо, всклокоченная борода, в которой застряли какие-то травинки, обрывки бумажек и прочий мусор. Невероятных размеров синяк под глазом.
«Ну и рожа, – подумал Толстяк, – во сне приснится – умрешь, не просыпаясь. Но тем не менее… где-то я этого человека уже видел… Но где я мог его видеть? У меня никогда и не было знакомых из подобных социальных групп. Тем более, что я в Москве всего третий раз в жизни…»
– Эй, – окликнул Толстяк оборванца, – ты кто?
Оборванец не смог ответить на этот – казалось бы, такой простой вопрос. Он вдруг скривился и проговорил:
– Фраер…
– Какое же это имя… Имени своего не знаешь? – удивился Толстяк. – Собственного имени?
Оборванец на несколько секунд затих, потом пробормотал имя, видимо, первое, пришедшее ему на ум:
– Николай Гаврилович Чернышевский…
– Ого-го!!! – оглушительно заржал дежурный, с интересом прислушивающийся к разговору. – И этот тоже интеллигент! Вот времена сучьи! Скоро вместо театра люди в обезьянник будут ходит – на интеллигентов смотреть…
* * *
Толпа спешащих людей в зале аэропорта сразу поглотила Михаила-Петра, отлетевшего на несколько метров в сторону от пинка Васика.
Минуту Михаил стоял на месте, пытаясь разобраться в себе – что страшнее, оставаться вот так или возвращаться к Васику. Наконец в его воспаленной мозгу появилась мысль о том, что неплохо было бы найти вот ту девушку… Дашу! Она его никогда не обижала и никогда от себя не прогоняла.
Тихонько поскуливая на ходу и вздрагивая от каждого толчка и резкого вскрика, безумный путешественник, побежал туда, где, по его мнению должна была находиться Даша.
После нескольких минут безуспешных поисков в толпе суетящихся людей, Михаил вдруг увидел выход из аэропорта. Обрадованный, он затрусил туда.
– Там поменьше людей, – бормотал он себе под нос, – там мне будет не так страшно, и, может быть, там я найду эту, как ее… Дашу.
Однако он ошибался. На площади перед зданием аэропорта толчея была, действительно, не такая, как в самом помещении, но здесь – ужасно выли машины, и сам вид с огромной скоростью носящихся туда-сюда аппаратов, изрыгающих утробные звуки и клубы черного дыма, вызвал у Михаила-Петра жесточайших приступ страха, заставивший его повернуться и побежать куда глаза глядят.
Конечно, непроизвольно Михаил-Петр выбирал место для того, чтобы спрятаться. Трудно было отыскать безлюдный уголок в районе всегда кипящего аэрокотла, но Михаилу это удалось. Уже через полчаса он забился под опрокинутый мусорный бак на заднем дворе привокзальной забегаловки – и не смог удержаться от облегченного выдоха.
Михаил-Петр провел в своем убежище несколько часов, после чего был атакован появившимся на заднем дворе бомжом Степаном, который вот уже вторую неделю жил под этим самым баком.
Удивившись такому плачевному состоянию своего гостя, Степан сменил гнев на милость и потрепав Михаила-Петра за мокрую от слез бороду, сказал, что всякое бывает… Что после запоев он сам – Степан – забывает не только собственное имя, но и вообще – сам факт своего существования.
Степан выволок Михаила-Петра на свет божий и проговорил, ощущая, как пробуждаются в его душонке давным-давно забытое чувство собственного достоинства.
– Не ссы! – торжественно проговорил Степан. – Я тебе помогу! Тебе что надо? Тебе похмелиться надо. Вот тогда ты все и вспомнишь. И имя свое, и кто ты такой есть, и все-все… Денег у тебя нет? – между прочим осведомился Степан.