Проклятие победителя
Шрифт:
Кестрель отвернулась, взяла с полки сборник гэрранской поэзии и принялась листать его. Отец давно не смотрел на нее: его взгляд был обращен в прошлое.
— И гэррани сдались, — продолжил он наконец. — Согласились стать рабами, чтобы выжить. Они отдали нам свои корабли, и теперь во всем мире нашему флоту нет равных. Все валорианские солдаты обучены мореходству. Вот и ты в свое время освоила эту науку.
Кестрель нашла строки, которые искала. С них начиналась песнь о путешествии на волшебные острова, где время теряет смысл. Моряки готовились к выходу в открытое море. «Навстречу волнам повернем мы парус, — прочитала она, — и устремимся к сердцу вод соленых».
— Можно долго перечислять причины нашей победы, — произнес отец. — Со временем я помогу тебе во всем разобраться. Но в конечном счете все сводится к тому, что они оказались слабее, а мы — сильнее.
Он забрал у Кестрель книгу и вернул ее на полку.
14
Генерал редко успевал позаниматься с дочерью. Дела не оставляли ему много свободного времени. Кестрель была этому только рада. Порой она сама не понимала, какое чувство вызывают у нее рассказы отца — восторг или отвращение.
Листья продолжали опадать. Летнее тепло таяло. Но Кестрель этого почти не замечала, поскольку нечасто выходила из дома. Чтобы поскорее забыть все, чему ее учил отец, она играла на фортепиано. Теперь, когда никто ей не мешал, Кестрель проводила за инструментом каждую свободную минуту. Музыка становилась в ее руках волшебной лампой. Там, куда не доставал свет, по-прежнему ждали дела и другие люди, однако Кестрель их не видела. Огонь музыки, горевший в груди, ослеплял ее.
Однажды Кестрель пришла в музыкальную комнату и обнаружила, что ей оставили послание. Точно по центру клавиатуры лежала маленькая пластинка из слоновой кости, повернутая лицом вниз. Пустая оборотная сторона костяшки смотрела прямо на Кестрель.
Словно знак вопроса.
Словно приглашение.
— Я уже подумал, что вы не хотите больше играть с тем, кого не смогли победить, — усмехнулся Арин.
Кестрель оторвала взгляд от фортепиано и посмотрела на Арина. Он стоял в дверях, которые она оставила открытыми. На столике у окна лежали игральные кости.
— Вовсе нет, — возразила она. — Просто я была занята.
Арин бросил быстрый взгляд на инструмент.
— Я заметил.
Кестрель пересела за стол.
— Кстати, почему ты выбрал эту комнату?
Арин ответил не сразу, как будто готов был отречься от своего выбора и притвориться, что костяшку на фортепиано оставил кто-то другой. Но потом он шагнул внутрь и закрыл за собой дверь. Кестрель вдруг показалось, что комната резко уменьшилась в размерах. Арин подошел к столу.
— Мне не понравилось играть в ваших покоях, — объяснил он.
Кестрель решила не обижаться. В конце концов, она ведь сама попросила его говорить правду. Кестрель перетасовала костяшки, но когда она выставила на стол коробок спичек, Арин предложил:
— Давайте сыграем на кое-что другое.
Ее рука замерла над крышкой коробка. Кестрель в очередной раз попыталась представить, что он может ей предложить, но так ничего и не придумала.
— Если я выиграю, — сказал Арин, — я задам вам вопрос, а вы на него ответите.
Кестрель охватило волнение.
— А если я солгу? Так многие делают.
— Я готов рискнуть.
— Значит ли это, что я могу рассчитывать на такой же приз?
— При условии, что выиграете.
Кестрель все еще не готова была согласиться.
— Играть в «Зуб и жало» на вопросы и ответы — это очень странно, знаешь ли, — недовольно произнесла она.
— То ли дело спички. Отличная ставка — лучше не придумаешь.
— Ладно. — Кестрель скинула коробок на ковер. Ворсинки приглушили звук удара.
Ее согласие не произвело на Арина никакого впечатления. Он просто набрал нужное количество костяшек и приготовился играть. Кестрель сделала то же самое. Оба сосредоточились на партии. Кестрель была настроена выиграть.
Но победа снова ускользнула.
— Я хочу знать, — начал Арин, — почему вы до сих пор не служите в армии.
Кестрель сама не понимала, какого вопроса ждала, но точно не этого. Ей сразу же вспомнились бесконечные споры с отцом, о которых так хотелось забыть. Поэтому она ответила коротко:
— Мне всего семнадцать. По закону у меня есть еще три года.
Арин откинулся на спинку стула, вертя в руках одну из костяшек. Он постучал пластинкой по столу, перевернул ее, снова постучал.
— Это неполный ответ.
— В условиях не было ничего о том, насколько полным должен быть ответ. Сыграем еще раз.
— Если вы победите и я отвечу так же, вам это понравится?
— Война — удел моего отца, — помедлив, произнесла Кестрель. — Такая жизнь не для меня. Я даже драться толком не научилась.
— Правда? — искренне удивился Арин.
— Ну, я не хуже многих. За себя постоять могу. Но боец из меня никудышный. Мне есть с чем сравнить.
Арин взглянул на фортепиано.
— С музыкой тоже проблемы, — призналась Кестрель. — Пианино с собой возить не станешь. Я не смогу взять его в поход.
— Музыка — рабское занятие, — заметил Арин. — Все равно что готовка или уборка.
Кестрель услышала в его словах отголосок гнева, спрятанного за небрежным тоном.
— Так было не всегда.
Арин молчал, и, хотя Кестрель изначально не собиралась вдаваться в подробности, теперь она почувствовала, что обязана назвать главную причину.
— И еще… Я не хочу убивать.
Услышав это, Арин нахмурился. Кестрель рассмеялась и попыталась обратить разговор в шутку:
— Бедный отец, я его совсем его замучила! Но с дочерьми всегда непросто, верно? Поэтому мы заключили перемирие. К весне я должна либо стать солдатом, либо выйти замуж.