Проклятие рода
Шрифт:
Советник и суперинтендант обменялись взглядами, но промолчали.
– Он не кафедральный пробст, не декан капитула, он всего лишь ректор школы! – Продолжал Густав, потихоньку заводя себя.
– Он секретарь капитула. – Тихо напомнил Нортон.
– Я помню! – Раздраженно бросил король. – Как и то, что он спит и видит себя епископом.
– Но Скютте очень стар и немощен. – Вмешался Бьельке.
Густав отмахнулся.
– Я знаю! Он мне писал в прошлом году, и я ответил, что сам подберу ему приемника.
Неожиданно для себя Андерс вдруг подал голос:
– Книги действительно необходимы, мой король.
– Знаю! – Отозвался король и, помолчав, добавил, успокаиваясь.
– Пусть печатает за счет капитула. Скажи, Веттерман,
– Да, мой король.
– Хорошо. Он верно служил мне в Новгороде, надеюсь не откажется и дальше помогать своему королю. Мне нужно знать, что творится в Ливонском болоте! Сдается, что все скоро развалится и там заварится хорошая каша на старых рыцарских костях. Поедешь к отцу в Дерпт и все разузнаешь в подробностях. Хорн отзывался о тебе хорошо, да я и сам вижу, как ловко ты разбираешься с делами. А ведь учился на богослова? – Король усмехнулся.
Андерс смущенно опустил голову, скорее от радости, что испытал, услышав приказ Густава, нежели от насмешливого упрека. Я поеду к отцу!
– Не красней, как девица! Важно не чему учился, а какова твоя польза короне. А она есть! К весне я тебя жду в Стокгольме.
– Я поеду, как посланец короля?
– Формально нет. Твоя поездка частная, дабы эти магистры с епископами не слишком интересовались твоей персоной. Поменьше рассказывай о нас, больше узнавай о них. Впрочем, ты вышел из глухого финского леса, поэтому разыграть простофилю труда не составит. Мне нужно знать весь расклад предстоящей игры, насколько глубоко туда стремятся пролезть проклятые датчане вместе с Ганзой, что там за дела у местного епископа с императором, Литвой и Московией. Потолкайся на рынках, посиди в трактирах, послушай, о чем толкуют обыватели - купцы, ремесленники, магистраты и в Ревеле и в Дерпте. По дороге посмотри на рыцарские замки и мызы, обрати внимание на крестьян. Подмечай все мелочи, вплоть до ржавчины на рыцарских доспехах. Отправляйся немедля, сперва в Финляндию, а с финского берега тебя переправят в Ревель. Бумаги и деньги получишь в канцелярии. Ступай, Веттерман!
Мать вдруг пришла во сне. Образ ее изменился, совсем по-другому выглядела Барбро. Сгорбленная старушка, заливающаяся слезами, тянула к ней руки и звала, прерывающимся от рыданий голосом:
– Илва, доченька, что ж ты меня бросила? Если я была плохой матерью, то кто тебя вырастил, выкормил, воспитал? Вон какой у тебя муж, детки! А я несчастная, всеми брошенная, скитаюсь без угла и куска хлеба, подаянием живу.
– Ты же погибла! – В ужасе отвечала дочь, отстраняясь от матери. Агнес хотела отступить назад, но к ногам словно гири были привязаны.
– Нет, тебя обманули. Я спаслась.
– Тебя же повесили!
– Оборвалась веревка.
– Ты же сгорела!
– Бревном оглушило, головешками завалило, пеплом укрыло. После встала я на ноги, дома нет, никого нет, и пошла куда глаза глядят.
– Ты умерла! Ты пришла с того света?
– Нет, доченька. На этом свете скитаюсь, тебя ищу, чтобы старость с тобой скоротать. Ведь нет никого кроме любимой дочери.
Агнес проснулась в холодном поту. Ее била дрожь. Женщина укуталась до самых глаз, стараясь дыханьем согреть воздух под одеялом. Осторожно посмотрела налево. Иоганн спал безмятежно, чему-то улыбаясь во сне. Дрожь не унималась. Она закрыла глаза – перед ней вновь стояла сгорбленная Барбро с протянутой за милостыней ладошкой. Агнес открыла глаза – видение исчезло. Она перевела взгляд на темный прямоугольник окна, там что-то мелькнуло белое. Птица? Или Барбро? Дрожь потихоньку успокаивалась, становилось теплее и теплее. Агнес откинула одеяло. Вместо холода ее бросило в жар. Женщина почувствовала нестерпимую жажду, осторожно поднялась, стараясь не разбудить мужа, на цыпочках, не ощущая холода каменного пола, прошла в столовую и, не дай Бог загреметь, налила себе в кружку вина, выпила залпом. Все горло и рот пересохли, было даже больно глотать. Вино ударило в голову, вскружило ее. Агнес подошла к окну и прижалась горящим лбом к ледяному стеклу, тщательно вглядываясь в мрак. Снова мелькнуло что-то белое, она прищурилась изо всех сил, но рассмотреть не удалось. Потихоньку Агнес успокаивалась. Вино принесло не только утоление жажды, но разморило, невидимый тяжелый груз свалился с ее плеч, вместо этого пришла усталость и даже боль в спине.
Осторожно, также на цыпочках, Агнес проскользнула обратно в постель. Иоганн зашевелился во сне, словно почувствовал ее возвращение, вытянул руку из под одеяла и обнял жену. Агнес вздрогнула от прикосновения, но веки уже смыкались и она быстро заснула. Более Барбро к ней сегодня не приходила.
Но сны стали повторяться. И с каждым разом упреки Барбро звучали все настойчивее и жалобнее. Мать все время плакала и укоряла дочь. Агнес с нарастающим ежедневным страхом теперь ждала приближение ночи. Она мечтала об одном – провалится в черную бездну сна и не встречать там мать.
Иоганн заметил, что с женой происходит неладное, попытки поговорить ни к чему не приводили – Агнес старалась отшутиться, оправдывалась усталостью с дочкой. Все чаще она начала прикладываться к вину, стараясь подлить Иоганну, не забывая потом и себя.
– Давай, еще выпьем! – Она притворялась веселой, но тревога не уходила из ее глаз, и Иоганн не мог этого не заметить.
– Что с ней? – Размышлял пастор после окончания службы, усевшись в первом ряду церковных лавок и уставившись на распятие Христа.
– Я вижу, что отговорки ее лицемерны. Под маской усталости скрывается беспокойство иного рода. – Иоганну вспомнилась Сесиль. – Может к ней явился еще один призрак прошлого?
Он задал ей этот вопрос, не откладывая в долгий ящик за ужином. Агнес вздрогнула. Иоганн ласково накрыл своей ладонью ее хрупкую руку.
– Что или кто тебя беспокоит? Я всего лишь хочу помочь. Это прошлое?
Но вопрос повис в воздухе. Жена справилась с волнением, виновато улыбнулась, поджала губы и отрицательно покачала головой.
– Не молчи, Агнес! Мы столько пережили вместе, что нам ничто не может угрожать. Мы справимся с любой напастью, с любым видением или призраком или живым человеком. Нас охраняет любовь. Посмотри, благодаря ей и Божьей милости даже чума миновала наш дом, в то время, как в Дерпте, казалось не было ни одного угла, куда бы не заглянула черная смерть. Не молчи, Агнес!
– Мне нечего тебе сказать, дорогой. Это все усталость, может непогода и темнота за окном. – Печально произнесла жена и потянулась за кувшином с вином. – Давай я тебе подолью?
Не сводя взгляда с Агнес, Иоганн жестом показал – не надо.
– А я выпью! – Она налила и быстро выпила бокал.
– Нет, все-таки я настаиваю на разговоре. Я хотел давно с тобой поговорить еще на одну тему - об Элизабет!
Агнес вздрогнула и вопросительно посмотрела на Иоганна. Левая бровь чуть приподнялась.
– Я не понимаю о чем ты.
– Об Элизабет. – Повторил Иоганн.
– Иногда я замечаю некую твою отчужденность от нашей дочери. Она ласкается к тебе, а ты выглядишь холодной, отстраненной. Всегда строга с ней. Нет, я понимаю, - пастор смутился, - ты наверно правильно хочешь воспитать девочку в хорошем тоне, в строгости, но… что-то здесь не так… - Веттерман развел руками. – Я не пойму!
Агнес молчала. Вопрос мужа был неожидан, но попал в точку. Она не думала об этом, ходила кругами, боясь подступиться к самой себе, спросить у себя об этом, но ощущения были именно такими, как сейчас их обозначил муж. Почему? Ведь это ее дочь! Что останавливало? Почему Агнес не стремилась с самого рождения почаще брать ее на руки, тискать, играть, почему при малейшей возможности она стремилась сбыть ребенка на руки служанке и предпочитала наблюдать за ними со стороны. Откуда возникало непонятное раздражение, которое она, конечно, стремилась подавить, невольно оглядываясь – не заметил ли кто. Почему? Ответа не было!