Проклятие рода
Шрифт:
Андерсу вдруг стало безумно жаль отца. Он и так все это прекрасно знает без моих поучений. А я лишь сыплю соль на его раны. Неблагодарный. Виноват ли он в своей любви. Нет! Он был искренен. Он искупал ее грехи своей любовью.
– Ты думал, Иоганн, что ты тогда купил меня в Кальмаре? – Отец с сыном вздрогнули от неожиданности и обернулись. В дверном проеме, прислонившись к косяку, стояла Агнес. Чепца не было на голове, волосы растрепались, и космами спускались на плечи. – Купил. – Она пьяно кивнула головой. – На один раз. Потом еще на один, другой, третий… Думал купил на всю жизнь? То серебро в Арбо – плата, за то, что пользовался мной.
– Боже… - Простонал Иоганн, ему было нечего сказать. Он слушал и не верил своим ушам. – Но любовь…
– Любовь? – Расхохоталась Агнес ему в лицо. – Ты ее выдумал, чтобы не платить за то, что ты спал со мной!
– Замолчи! – Вскричал Андрес и вскочил на ноги. – Что ты несешь? – Опять перед ним ожили все – Барбро, Илва, Сесиль.
– Нет! – Внезапно выкрикнула Агнес. – Не буду молчать! Вы убили мою мать, вы сожгли мою подругу!
– Туда им и дорога! Обоим! Туда и тебе дорога, ибо ты не умеешь ничего созидать. Ты способна только разрушать. Ты извратила всю сущность женщины – в продолжении рода, в сохранении очага! Ты – исчадие ада! Порождение такой же ехидны – своей матери Барбро!
– Я тебя родила, сынок, как ты смеешь так разговаривать с матерью? – Агнес повысила голос.
– Это он, - она указала пальцем на Иоганна, - тебя научил этому?
– Не трогай отца! Это твоя единственная заслуга, которая не перевесит остальные грехи. Ты перечеркнула и отвергла все, что дал тебе Господь, спасший тебя в Море! Я не хочу больше видеть тебя и не считаю с этой секунды тебя матерью. Это отцовский дом и я не имею права изгонять тебя, но и находиться с тобой под одной крышей не буду. Прости, отец! Увидимся в церкви. – Андерс стремительно покинул дом.
Агнес махнула рукой ему вслед и, сделав несколько шагов, походка была нетвердая, уселась перед опустившим голову Веттерманом. Устало заговорила.
– Я же говорила тебе, Иоганн, и в Кальмаре и в Новгороде, что мы не ровня. Кто я и кто ты? Я всегда была недостойна тебя, но ты настоял на своем, несмотря на все мое сопротивление. Ты всегда хотел, чтобы все было по-твоему. Однажды, ты увез меня из Кальмара в свою деревню, особо не спрашивая, хочу ли я этого. Ты оставил меня с собой в Новгороде, хотя я приехала туда в поисках сына…
– Ты не сына искала, ты искала саму себя! И Господь спас тебя и для самой и для сына и для меня и для Элизабет. – Тихо произнес Иоганн, по-прежнему уставившись в пол.
– Где был твой Господь, когда убивали мою мать? Вот-вот, Элизабет… ты хотел дочь, ты ее получил. Уйду я от вас… - Произнесла она мечтательно. Она облокотилась на край стола и подперла подбородок рукой.
– Как ты можешь? – Иоганн оторвался от рассматривания трещин в каменных плитах пола и посмотрел на нее с упреком.
– Что достопочтенный пастор не позволит? – Жена язвительно прищурилась. – Конечно, ваше положение, господин Веттерман… вас уважает епископ, король Густав, доктор Лютер, магистрат и прочие. Вы не позволите шлюхе уйти от вас? Может, сожжете, как несчастную Сесиль? А может и к смерти матери вы приложили руку, чтобы забрать сына, а я случайно осталась жива? Солдаты плохо выполнили вашу просьбу? Оставили меня в живых? А потом вас замучили грехи, и вы решили покаяться и принять меня, воскресшую из мертвых, обратно? А, господин пастор?
– Ты безумна, Агнес. – Иоганн не понимал, что происходит, какая муха ее укусила, какой бы пьяной она не была сейчас, но как у нее поворачивается язык произносить такие ужасные слова. Чьи дьявольские чары упали на нее? Что удумал Люцифер? Словно он сам вселился сейчас в нее. Перед ним сидела не Агнес. Кто это? Илва? Или другая женщина, похожая на Агнес, Илву и на Сесиль, как две капли воды. Он вдруг вспомнил слова ее подруги, приговоренной к сожжению:
– Мы шлюхи так низко падаем, что нам никогда не подняться!
Агнес не желала продолжать разговор далее, поднялась, развернулась и, не говоря ни слова, покачиваясь, удалилась в спальню. Иоганн слышал, как скрипнула пару раз кровать, и понял, что жена завалилась спать.
Господи, скажи мне не то, что я хочу слышать, скажи, что ты хочешь мне сказать! Ничто не шевельнулось в доме, казалось, замерли, не колеблясь, вытянувшиеся вверх язычки пламени в камине. Тишина звенела в ушах, и с улицы не доносилось ни звука. Он еще тщательнее прислушался, в надежде услышать хоть что-то – шаги прохожих, стук колес, скрип несмазанных осей, ругань стражников с припозднившимися торговцами, но даже дрова перестали потрескивать в камине. Все словно замерло, как и Веттерман, в ожидании Гласа Божьего. Но ответом была тишина. Иоганн вспомнил об Андерсе.
– Он меня ждет в церкви. Надо идти!
Ризница – маленькая выбеленная известью комната, где сидели отец с сыном, казалось, вся была наполнена страданием.
– Отец, отвлекись от этого… - Андерс сделал неопределенный жест рукой, имея в виду дела семейные. – Поговорим о другом. Хочешь, я расскажу о себе?
– Конечно, сынок. Рассказывай, с радостью послушаю тебя. – Устало кивнул пастор и попробовал улыбнуться. Вышло кривовато.
– Хорошо! – Андерс в нескольких словах поведал о своей жизни, обязанностях, передал поклон от Микаэля Агриколы. При упоминании имени бывшего подопечного по Виттенбергу, отец оживился:
– Как он? Уже епископ?
– Нет. По-прежнему ректор кафедральной школы и секретарь капитула. Все говорят, что старый Скютте на пороге смерти, но король Густав не спешит сменить его. Магистр Агрикола ведет себя довольно независимо и не скрывает этого. Король одобряет его просветительскую деятельность, но не более. Права церкви ущемляются, а ее доходы забираются в казну. Густав считает, что получаемого от нищих финских приходов слишком много для диоцеза, ловкий Нортон изобретает все новые способы забрать то одно, то другое. Оставшегося, по их мнению, должно хватать и на клир и на храмы и на печатание книг, так нужных финнам, ибо они на их родном языке. Мало того, Агриколе приходится преодолевать сопротивление собственного капитула, настаивающего на использовании в переводах лишь одного абосского диалекта, а Финляндия намного шире, разноязычнее. Саволоты – восточные финны иногда не понимают уроженцев запада или юга провинции. Агрикола мечтает создать единую финскую письменность, одинаково понятную всем финнам, но ему пришлось согласиться на компромисс с капитулом, иначе бы и это не прошло. Нашлись люди, которые помогли деньгами… Конечно, ему бы стать епископом, это облегчило бы его отношения с капитулом. Да, наверно, и с самим королем. Хотя ты же знаешь Густава…