Проклятие рода
Шрифт:
– Да истина одна прописана. Око за око, зуб за зуб…
– А-а, - с облегчением вздохнул парень, - про то мне ведомо. Кому должок-то вернуть надобно?
– Да князьям московским. – Болдырь расплылся в невинной улыбке.
– Ух, ты! Не высоко ли берешь?
– В самый раз! – Утвердительно и жестко кивнул казак. Улыбка в миг исчезла с лица. – Вот его мать, - показал на Кудеяра, - князья великие московские уморили в монастыре до смерти.
При упоминании о матери натянулись скулы.
– И как мыслишь? – Посерьезнел Опара.
– Подсуетиться, подобраться поближе, да и… ножичком полоснуть.
– Ну-ну. Посуетишься бесом, да не выйдет не бельмеса. – Хмыкнул новгородец.
– Это почему же?
– Подберись сперва… Подпустят ли? После поймают и сказнят. На евоное место иной сядет. Сказывали, брат у него есть.
– Брат? – Переспросил Кудеяр. – О брате ничего не слышал. Мать не говорила.
– Какая мать? – Не понял Семен. – Ты ж, - к казаку повернулся, - сказывал в монастыре умертвили.
– Приемная. – Пояснили хором.
– А-а. – Кивнул Опара. – Тогда ясно. Брат у нынешнего есть, правда, прост, говорят, да боярам все едино. Что разве великий князь Москвой правит? Молод еще. Бояре с дьяками заправляют. Подберешься, полоснешь и всему Новгороду погибель? Его дед-то побил у нас людей немало, а город в ту пору в силе был. Не то, что ныне…
– И что ж отступиться? – Зло бросил Кудеяр. – Зря плыли через море?
– А ты не суетись, ватаман. – Лениво протянул Семен. – Тут думать надобно.
– Видать, ты на словах только до драки скор! – Насмешливо сказал Болдырь.
Новгородец нахмурился, но ответить не успел.
– Эй, Сенька, айда с нами! – Позвали его пробегавшие мимо мальчишки. – Великий князь московский пожаловал к нам. Пошли смотреть.
Опара рывком встал на ноги. Поднялись и друзья.
– Надобно всем Новгородом подниматься. – Семен потер лоб. – Обиды есть на него многие. Пищальников наших, что с московской ратью ходили, побить велел. А они всего-то челом бить хотели на неправды боярские… Вот что. Ждите меня здесь. Никуда не уходите. Я все разузнаю и вернусь. Только дождитесь. – Крикнул еще раз, торопясь за мальчишками к мосту через Волхов.
Выскочили из кремля, да тут же осадить лошадей пришлось. Не Москва, где топчи – не хочу! Непуганый народец! Не желают расступаться, не гнут спины, не рвут с голов шапки! Холопы рванулись было вперед, в толпе, словно в трясине, завязли. Не уступают, отходить с моста на торжище не спешат. Да и там море людское колышется. Смотрят спокойно и настороженно, силу свою чувствуют, а кой кто и злобно. Вон один, другой, третий сверкнули глазами. Неуютно себя Иоанн почувствовал. Сразу пищальников вспомнил. Холодок пробежал по спине. Кто-то из холопов выкрикнул:
– А ну, смерды, шапки долой, в ноги кланяйся князю великому московскому!
Потянули с голов с неохотой, спины лишь согнули, да тут же распрямили. Разнеслось звонко над толпой:
– Сам ты смерд московский! – И смех разобрал всех разом. Так и стояли непокрытые, щерились в бороды.
Иоанн увидел, как холоп передний взмахнул плетью, ударил кого-то, только назад руку сразу не вытянул, перехватили, с коня чуть не сорвали, еле удержался. Освободился, а рука-то пустая. Иоанн проследил взглядом, перекинулась плеть поверху, раз, второй, исчезла под ногами. Чей-то голос раздался:
– Не проломили?
В ответ прозвучало:
– Ему проломишь… Одна кость в башке! – Опять смех послышался.
Совсем не по себе стало великому князю:
– Эх, почто воев наместника вперед не пустил дорогу прокладывать! Забыли новгородцы, как дед мой уму-разуму учил их. Мало видно. Дух-то вольнолюбивый не вышиб. Все одним миром мазаны, как и пищальники те. Нет, не прав Макарий, плетью, да плахой учить надобно.
Слева Мстиславский конем прижался, а за ним перила, да пустота, Волхов мрачный чернеет. Вдруг Ванькин конь задрожал, копытами забил, заржал пронзительно и на дыбы поднялся. Иоанн и опомнится не успел, как товарищ его, перила обломив, вместе с конем рухнул в зияющую темень вод. Толпа вздохнула в одну грудь, да выдавила из себя то ли вздох, то ли крик:
– Ах, ты!
Холопы растерялись, кто с коня полез, кто шею вытягивал, рассмотреть, что случилось, как исчез Мстиславский. А тут, откуда не возьмись, парень выскочил, да не раздумывая, с моста в реку бросился. Толпа шевельнулась, подалась вперед, снова выдохнула, теперь восхищенно:
– У-у-х, ты!
Иоанн волну людскую набегающую почувствовал, конь всхрапнул испуганно, сам был готов коню следовать, вовремя холопы подскочили, схватили крепко под уздцы, спину подставили, спустится помогли. Подошел к краю, но не там, где перила обломились, в сторонке, где целы. Холопам удалось оттеснить людишек. Заглянул вниз, в бездну самую. Увидел две головы средь волн – узнал Ваньку и парня. Новгородец князя одной рукой удерживал, другой к берегу загребал. Их сносило течением, но было заметно, что новгородец пловец знатный, не пропадет, с каждым гребком они становились все ближе к берегу. Подумалось вдруг:
– А кабы я вместо Ваньки? – Опять по спине проползло мерзкое, холодное, в душу забралось, заскребло там, заворочалось, коготками страха цепляя. – Прыгнул кто спасать? – Скосил глазами влево – вправо, голову не поворачивая. Зубы стиснул, чтоб не застучали предательски. На него никто и внимания не обращал. Все вниз смотрели, как смельчак вытягивал уже Ваньку на берег. – Коня давай! – Ткнул холопа ближнего. – В кремль возвращаемся. – В седло поднявшись, добавил. – Того молодца ко мне привести. Отблагодарю за спасение друга моего. – Коня повернул к воротам.
Навстречу дьяк Казарин Дубровский спешил. Вот ведь черт попутал, не успел. На дворе прицепился, как репей кто-то, уж и не упомнишь, пока отпихивался, а великий князь-то, вона нетерпеливый, рванул прямо на торжище, и беда приключилась. Как крик людской услышал, казалось не у себя, у коня ноги отнимутся. С жизнью прощался, ан нет, жив Иоанн Васильевич, вот радость-то! Взгляд дьяка метался, прятался, боялся с великокняжеским встретится. С коня, да в ноги скорей.
– Батюшка! Пощади! Не усмотрели!