Проклятие Синь-камня: книжка о потерянной любви
Шрифт:
Сначала юношу определили помощником писаря в съезжую избу 13 . Грамотных крестьян было мало, а документов – гора. Но оказалось, что Мартин совершенно не приспособлен к подобной работе. Читать он умел, а писал грязно и коряво – как курица лапой. Читать его каракули было невозможно. Подьячий выгнал Мартина на третий день.
Потом возник вариант с кузнецом Назаром Микифоровым – тоже очень и очень сомнительный, учитывая тщедушность и болезный вид паренька. Кузнецу был нужен помощник «подай-принеси». И желательно только за еду и за кров. Назар растил четырёх дочерей. И не просто растил, а всеми силами копил им приданое, мечтая о богатых женихах из других сёл, или из слободских.
13
Съезжая изба – канцелярия и административное здание («для расправ и разных дел») в любом мало-мальски значимом населённом пункте в России с конца XVII века и на протяжении почти ста лет. В сёлах для этих целей иногда использовалась часть избы старосты или какого-то чиновника.
Отдать девку замуж на сторону в Преображенском считалось очень дорогой затеей. Если внутри вотчины крестьяне сами платили прежней семье жены – целых три рубля (по тем временам за такие деньги можно было приобрести дойную корову), то стороннему жениху следовало выкупить суженую у братии из крепостных. И такой мужчина рассчитывал вернуть хотя бы некоторые затраты за счёт богатого приданого.
Тратить время на нормального ученика кузнец ленился. Предыдущий сбежал от мастера после трёх лет бессмысленных трудов. Сыновья у Назара отсутствовали. И новых детей он не ждал, поскольку в ремесленных делах повредил себе тайный уд. Дело Назара после его смерти должно было перейти к брату, который трудился на соседней улице. А на будущих зятьёв у кузнеца были другие планы. Своих девок он готовил в замужество не просто за состоятельных людей, а за поповичей или даже за купеческих. И оттого не жалел на воспитание дочек сил и средств.
На ведьминого сироту Назар посмотрел с огромным недоверием и сразу задал ему такую гонку, что у нового помощника только пятки сверкали. Работа в кузне была очень тяжелой – вода, уголь, меха, разгрузка-загрузка горна. И так по кругу. Через час парень был готов умереть, через два часа – жаждал умереть немедленно, а к вечеру – соглашался уйти мир в иной, даже если он прямиком отправится на сковородку к чертям. Но когда перед закатом юноша (едва переставляя ноги) выбрался во двор, у него хватило сил поймать на себе ироничный взгляд Гели – старшей дочери кузнеца. И Мартина это сильно задело.
На следующий день физически было ещё тяжелее – болело всё. Руки не сгибались. Мозоли на ладонях набухли, словно почки на апрельской ольхе. А потом прорвались. Но теперь у парня была цель. И когда вечером ведь мокрый от пота и едва живой (но все-таки живой) помощник кузнеца снова стоял во дворе, он дерзко ответил Геле взглядом на взгляд. Ответил, и неожиданно утонул в ярко-зелёных с чёрными кромками зрачках. И тогда Мартин понял, что остается у Назара, и вытерпит здесь любой труд и любые лишения. И ещё понял, что, несмотря на свою ненависть к людям, всё-таки глупо и безвозвратно пропал.
Глава четвёртая. Геля
Октября 13 дня, 1726 года, окрестности деревни Князево Тонбовского уезда
Той осенью Мартин стал мужчиной. Два года, проведённые в кузне, сильно изменили его. Благодаря тяжёлому физическому труду и нормальному питанию, он вытянулся, нарастил мышцы и приобрёл силу. Носы тех, кто продолжал дразнить его «ведьминым ублюдком», несколько раз были сломаны и водружены на прежнее место сельским костоправом. Задирать ублюдка больше никто из сверстников не решался. Бывшего ведьмёнка уважала даже самая наглая уличная банда, которую составляли дети переселенцев из Романовой пустоши 14 . Их родители прибыли в Преображенское первыми, и на этом основании считали, что им позволено больше других.
14
Романова пустошь или Дорки, Романово тож, – село в Старорязанском стане Переславль-Рязанского уезда (ныне Романовы Дарки в Путятинском районе Рязанской области). С середины XVI века принадлежало Солотчинскому монастырю, который в 1701 году переселил некоторых романовских крестьян в Преображенскую тамбовскую вотчину. Часть крепостных перебралась на новое место «без властелинского указу», и их потом пришлось возвращать в Дорки.
Выходцы из Романовой пустоши совмещали в своём говоре сразу две особенности русских региональных наречий – рязанское «акание» и «якание», а также южнорусское «гэканье» (мягкий звук «г» с придыханием). В Пичаево и сёлах с крупными пичаевскими «диаспорами» такой «акцент» вместе с особыми местными словечками сохранялись вплоть до XX века.
Мартин сошёл бы за красавца, если бы не оттопыренные уши, нелепый нос с горбинкой, да не пересекающий подбородок рваный шрам. Но шрамы украшают, и когда летом он с голым торсом выходил из кузни к колодцу и обдавал себя двумя вёдрами воды… Здесь на него засматривались и молодухи, и девки – все, кроме Гели. Та вела себя так, словно Мартина не существует, а когда они-таки сталкивались по хозяйству (этого было не миновать), девушка всем видом показывала, что общение с данным домочадцем – ниже её достоинства. И вправду – где будущая купеческая жена, а где – бездольный сирота. «Здравствуй и до свидания», – вот и весь разговор.
Однажды субботним вечером во двор Назара пришли парни из той самой романовской ватаги – Мишка с Васькой. Чинно поприветствовав хозяев, они направились к Мартину. Мишка был страмен левой рукой – она болталась у него, словно плеть, и привязывалась к туловищу поясом. При этом калекой бойкий юноша себя не считал, и поблажек себе не просил. Он был одним из главных частобаев среди старших сельских мальчишек. А Васька, напротив, почти всё время молчал. Как и все романовские, ребята сильно «гэкали» и не к месту наседали на звук «я». Даже там, где его не было.
– Мартинка, ядем завтря с нями на Синь-камянь 15 , – сходу проякал Мишка.
– Зачем? – удивился Мартин.
– Не догадываешься? Это же не просто какой-то валун. Говорят, он превращает парней в молодчиков. А нам уже по две седьмицы – пора.
– А я не знаю, сколько мне лет. Мать никогда не говорила, а сам не помню, – упирался помощник кузнеца.
– Ну, смотри. Ты как считаешь: девчонки – бесполезные дуры или нужны по хозяйству? – быстро придумал способ определения возраста Мишка.
15
Байловский Синь-камень – мегалит у села Вторая Байловка Пичаевского района Тамбовской области весом около семи тонн. Изначально, видимо, служил языческим капищем. В XVIII веке получил известность как Камень Георгия Победоносца и стал объектом поклонения православных. В рамках борьбы с культовым мракобесием при советской власти был зарыт в землю, но затем откопан. Сейчас стоит в Байловском парке близ Алексиевской церкви и реки Кашмы.
– Дуры, – не задумываясь, отрезал Мартин.
И тут же, завидев вдали тонкий силуэт Гели, добавил:
– Но нужны…
– Вот, – обрадовался однорукий. – Путь неблизкий, двенадцать вёрст, поэтому выходим перед рассветом, чтобы обернуться к вечеру.
– Только поляна с Синь-камнем – это почти Ценский лес, – вступил в разговор Васька. – Там за каждым деревом – по разбойнику. Говорят, они берут неосторожных путников в полон. А потом отрезают им каждый день по пальцу, и отсылают родным. И так – до тех пор, пока не заплатят выкупа.
– Но с нами будет самый здоровый парень села – отобьёмся, – пообещал Мишка, наконец, объяснив роль Мартина в походе.
– Ну ладно, пойдём, – согласился помощник кузнеца, не испытывавший восторга от возможного свидания с разбойниками, но не желавший показаться трусом.
– Только к Синь-камню с пустыми руками нельзя, – продолжал тараторить однорукий. – Нужно взять с собой жертву. То, что недавно было живым – крыло цыпленка или лапу кролика. Ну, ты понял.
– Поганство какое, – проворчал Мартин, который по причине сурового детства вообще считался мрачным типом.