Проклятие Синь-камня: книжка о потерянной любви
Шрифт:
– А зовут то тебя как? Это ты хотя бы можешь сказать?
– Мартин, помощник кузнеца Назара Микифорова.
– Значит, Мартин из Преображенского, – купец никак не мог собраться с мыслями. – Видишь ли… Твоего отца звали Иевом. И он по-своему был великим человеком… Ты обязательно должен поехать со мной в Зарайск, и там много узнаешь о своей семье.
– У меня есть семья? Но как я поеду? Я же монастырский крестьянин, и не в своей воле. Сейчас у меня подорожная в Блиновку. А потом – назад.
– Это не беда. Я тебя обязательно выкуплю, – в голове у купца начал созревать план, а лысина перестала дымиться. – Сейчас я в Пензу, потом вернусь – и к архимандриту Софонию, мы давно знакомы. Если всё получится, к весне ты сможешь получить вольную, и съехать из своего Преображенского.
– Я пока не понимаю, что за судьбу вы мне предлагаете, – голова юноши закружилась. – Но очень хочу узнать об отце.
Остаток дороги Мартин провёл в купеческом обозе. Юда ни о чём не рассказывал до конца, темнил, и втягивал юношу в какие-то козни. Но в целом он оказался не таким уж плохим человеком. Довёз до Каменки, откуда было рукой подать до цели мартинова паломничества. Один и на таком морозе молодой глупый крестьянин точно отдал бы Богу душу где-нибудь в лесу на обочине. При расставании купец вручил новому знакомцу денег на обратный путь. И обругал парня за то, что тот не хотел брать «подачку».
– Ты теперь не просто Мартин, а Мартин Иевлев сын, и принадлежишь не только себе. Ведь на этой дороге нас свёл Господь, – Юда пробубнил короткую молитву и поёрзал шапкой о лысину. – Возвращайся в Преображенское и жди меня к весне, в крайнем случае – к лету. Да сохранит тебя Христос!
* * *
Места, в которые прибыл юноша, были сплошь застроены новыми деревнями. Десять лет назад здесь всё опустошил кубанский погром 20 . Местных угнали в рабство, и вызволять их оттуда никто не собирался. Вместо этого вотчинники покупали крепостных в соседних губерниях, и заселяли ими осиротевшие земли. Кое-где ещё торчали обугленные остовы, поросшие молодыми деревцами. Но в основном деревни щеголяли только что срубленными избами и бесшабашной неустроенностью крестьянского быта.
20
Большой кубанский погром 1717 года – внезапный набег ногайской орды, кочевавшей районе реки Кубань, в русские регионы Среднего Поволжья. Был осуществлён при поддержке казаков-староверов, указавших степнякам слабости в засечных чертах. Около 40 тысяч ногайцев под предводительством султана Бахты-Гирея, почти не встретив сопротивления, вторглись в Пензенский, Верхнеломовский и Керенский уезды. Там они разорили множество сёл и деревень, угнав в рабство около 18 тысяч крестьян. Однако на обратном пути на орду напали донские казаки, в результате чего отряды Бахты-Гирея были рассеяны.
В Блиновку Мартин добрался уже в сумерках. Его встретили собачий хор и пустые улицы. Найти поповский двор оказалось несложно. Дорога утыкалась в церковь Александра Свирского, к которой была пристроена изба священника. Окна выходили на небольшую площадь, и юноша замолотил в ставни.
– Пошел вон, Тит, – заорали из дома.
– Отец Митрий, это не Тит. Это я, Мартин, – отвечал путник, но его не слышали.
– Вон – я сказал! Пьянь подзаборная, – бушевал хозяин. – Прокляну!
Парень начал сомневаться, не ошибся ли он двором. Но тут дверь приоткрылась, и из неё в голову гостя полетел огромный валенок. А за ним высунулась заспанная и помятая рыжая борода батюшки. Священник поднял свечу и присмотрелся к гостю.
– Мартин, это ты? Тебя не узнать, мальчик, – поп шагнул на крыльцо и обнял юношу.
Они проговорили до утра. Когда небо начало светлеть, Мартин остановился, и очень серьёзно обратился к собеседнику:
– Батюшка, а теперь я прошу, чтобы вы приняли у меня покаяние в храме.
– Ты что, Мартин. Это я виноват перед тобой, это мне надо каяться, – замахал руками отец Митрий.
– Нет, это моё твёрдое желание. Я обещал так поступить одному человеку, и не уйду без этого.
Они пошли в церковь, где священник надел стихарь с крестом, а также зажёг свечи. Запахло елеем и свежими досками. После этого поп прочёл символ веры: «Исповедую едино крещение во оставление грехов…». И Мартин рассказал о Синь-камне, смерти разбойника, исцелении Гели и шторме в крови. Об асиных проделках он говорить постеснялся.
– Грешен, каюсь и прошу отпустить мне грехи, отче, – завершил свой рассказ юноша, перекрестился и поцеловал крест. – А ещё дайте совет, как излечить моё тело и душу от обрушившейся на меня напасти.
– Прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих, во имя Отца и Сына, и Святаго Духа, – священник перекрестил отрока и улыбнулся.
Казалось, батюшка ничуть не удивился тому, что в Мартине проявились чудесные способности.
– В излечении не вижу никакого смысла, – сказал поп. – То, что происходит с тобой – не наказание, а великий дар. Твоей вины в языческом жертвоприношении нет, а остальное – Божий промысел.
– А может быть так, что ваша легенда про Бера и Гада – правда. А Синь-камень – живой и охотится за человеческими душами? И поймал в свои сети мою?
– Я однажды уже говорил, что всё это – суеверия. Твоя душа определённо осталась при тебе. А вместе с ней человека определяют ещё вера и голова. Никакие древние силы не смогут повлиять твою судьбу, если этого не захотят Господь и ты сам. И ещё, слушая исповедь, я подумал, что моему гостю не помешает свести одно полезное знакомство. Мартин, ты знаешь что-нибудь о блаженных?
– В Преображенском вроде бы есть парочка юродивых. Вы, наверное, и сами их много раз видели.
– Нет, это не то, – отец Митрий скривился и по своей давней привычке облизнул губы. – Тут, в Блиновке, живёт одна местная святая, её зовут Полюшка. Тебе обязательно надо к ней заглянуть.
– Вы меня проводите? – с готовностью вскочил юноша.
– Я не могу. Видишь ли, епархия её не одобряет, – священник был явно огорчён данному обстоятельству. – Так что тебя отведёт к ней моя жена.
– Жена? – брови Мартина взлетели вверх.
– Говорю же: я виноват перед тобой, мальчик.
* * *
Когда-то Полюшка была простой крестьянкой. Но пришли кубанцы, сожгли дом, мужа и детей сделали ясырями, а её саму изнасиловали и бросили на погибель. Когда через несколько недель Пелагею нашли на пепелище, она была сильно не в себе. Долго нищенствовала и кормилась подаянием, а потом решила уйти в лес. Жителям Блиновки было жалко несчастную, они потихоньку носили ей еду, а потом выкопали землянку – для спасения от дождей и снегов. Тогда же у Полюшки обнаружилась тяга к целительству и предсказаниям.
Поток желающих получить её благословение рос, и это сильно не понравилось епископу. Женщину обвинили в ереси, и выписали приказ на её арест. Трое казаков, прибывших за Полюшкой, были уверены, что их отправили за ведьмой. Поэтому они притащили женщину в кузню, принудили кузнеца высыпать на железную плиту угли, и забавы ради начали гонять пленницу по жаркому металлу. Наблюдавшие за этим крестьяне рыдали навзрыд, а блаженная радовалась. На её ступнях не осталась ни одного ожога, а вот угли от прикосновений целительницы затухали.