Проклятие сублейтенанта Замфира
Шрифт:
Она встала и пошатнулась, схватилась за стол, унимая дыхание.
— Позвольте я вам помогу! — подскочил Сабуров. Он не с первого раза смог приподнять тяжёлое, обмякшее тело Маковея. Амалия подхватила с другой стороны. Маковей замычал, попытался поднять косматую голову и уронил её на грудь. Кое-как перебирая ногами, влекомый Сабуровым и Амалией, он добрался до спальни и рухнул на кровать. Жалобно заскрипело рассохшееся дерево. Он пробурчал что-то, зло и невнятно. Константин склонился ниже, поморщился от звериного, мускусного духа, густо исходившего от Сырбу.
— Не смей! — с трудом выговорил тот и в тот же миг всхрапнул.
Амалия, покачиваясь, стояла по другую сторону кровати. Мягкая подушка тянула её к себе с неимоверной силой.
— Вы меня простите… Я тоже что-то очень устала… Я постелила вам в комнате Василе… Бельё свежее. — Слова давались с большим трудом. Амалия, не в силах больше стоять на ногах, легла на кровать, пробормотала: “Простите” и уснула.
Удивлённый Сабуров вернулся в кухню. Виорика с серьёзным лицом протянула ему пустую кружку.
— Господин Сабуров, налейте мне пожалуйста, водки, помянуть Василикэ, — попросила она по-русски со своим волнующе-нежным произношением.
Глава 25
Константин, не думая, взял бутылку в руки, но спохватился.
— А не рано ли вам, милая барышня, горькую пить? — осведомился он.
— Не рано, господин Сабуров. У меня жених погиб за день до свадьбы. Уж как бы не поздно всё было… — И, глядя на его сомнение, добавила жалобно: — Прошу вас…
Он налил. Виорика поднесла кружку к носу и поморщилась.
— Скажите, а как вас называл Василе? — спросила она.
— Костэл.
— Можно я буду вас так же называть?
Виорика была хороша. Лишь полный профан в любовных делах мог не заметить горящий в ней жар. Сабуров видел, но это не помогало, а, скорей, сбивало с толку. С той же ясностью он замечал глубокое, истинное горе по погибшему жениху. Мысли путались. Впервые в жизни, наедине с прекрасной девушкой Константин не знал, как себя вести, и каждый возможный шаг казался ему заведомо бесчестным.
— Мы с Василе пили на брудершафт, — сказал он невпопад.
Виорика подошла к нему вплотную. Он сделал полшага назад, но там были полки с расписными блюдами, и дальнейшее бегство стало бы комичным.
— Я знаю, как это.
Сохраняя полнейшую серьёзность, Виорика вложила кружку с водкой в руку Сабурова и просунула свою ручку под локоть.
— Давайте!
Боль и мольба были в её глазах, пока губы с лживым задором произносили слова. Не отрывая взгляда, он медленно поднёс кружку к губам. Виорика сделала то же самое. Он кивнул, приглашая начать, и опрокинул водку в рот, она огнём обожгла глотку, и сразу ещё более сильный жар опалил его губы. Виорика впилась в них с неумолимостью казачьей лавы, сминающей врага.
“Да что я, курсистка жеманная, что ли” — мелькнула мысль у Сабурова, и он ответил. Сунул куда-то, не глядя, свою кружку и крепко сжал горячее тело Виорики. Она не закрывала глаз, они были теми же: серьёзными, страдающими, требующими. Не видал он таких глаз никогда прежде и не знал, что с ними делать. Она впивалась глубже, грубее, до боли в саднящих губах. Руки вцепились в щетинистые волосы на затылке. Он тяжело, с усилием, превозмогая и её и себя, расцепился, оттянул назад её голову.
— Виорика, дорогая, так нельзя.
— А как можно? — спросила она, и опять, не было в её голосе ни вызова, ни исступления. Она будто искала одни слова, а находила другие, и под ними был смысл, которого Сабуров не понимал. — Костэл, он мне должен. Они все мне должны.
Она разжала руки и вывернулась из его объятий. Вернулась на своё место. Не нашла свою кружку и взяла кружку матери.
— Налейте, — попросила она, и Константин налил.
— За день моего второго рождения! — сказала Виорика. — День, когда ушёл Василе.
Константин сел напротив.
— Каким он был, Костэл?
Сабуров задумался.
— Каким он был с вами? — Константин хотел ответить, но она его не слушала. — Я же совсем его не понимаю. Я была ему нужна… Сильно-сильно была нужна, но он всё время пытался от меня сбежать. Я обнимала его, а он выпутывался. Целовала, а он не смотрел мне в глаза. Почему? Я не красивая? — Константин хотел возразить, но Виорика рукой его остановила. — Я знаю, что я ему не пара. Я была готова на всё: на то, что меня не примут его родители, и мне годами придётся терпеть их ненависть, на то, что нас выгонят и мы будем жить в нищете. А он… Он хотел быть со мной, но боялся всего, что будет за этим. А мне не нужно дальше, мне нужно было сейчас. Его нет и всё, нет ничего в будущем, бояться нечего. Это лучше? Скажите, Костэл, это лучше?
Константин уже не рад был, что спрыгнул с поезда в Казаклии. Он никогда не боялся трудностей, и со всеми бедами расправлялся играючи. Отношения Сабурова с женщинами не бывали долгими, Он никогда не давал ложных обещаний, а все собственнические поползновения пресекал на корню. Слезами брошенных красоток можно было наполнить ванну, угрозы свести счёты с жизнью собрать в солидный фолиант — всё это не весило ровно ничего. Сабуров всегда был честен со своими пассиями, а на женские фантазии мужчина влияния не имеет.
Жизнь ведь и впрямь штука простая, сложности люди со скуки придумывают. Сабурову скучать никогда не приходилось. За милой головкой почти любой барышни ему виделся уютный альков с мягкими подушками, путь к нему мог быть короток или длинен, пройден или брошен на полпути из-за дорог поинтереснее. Однако в список его интересов никогда не входили жёны друзей, сослуживцев и, уж тем более, вышестоящего начальства. Голова Сабурова всегда была холодной, какой бы страстью не горели его глаза, а потому принципы удавалось сохранять нерушимыми, а совесть спокойной. До сего дня.