Проклятые вечностью

Dragoste

— Что еще случилось? — догоняя Гэбриэла, спросил вампир.

— Точно такая же метка. Они забрали и Селин.

— Что ж, они не оставляют нам выбора, — обхватив голову руками и опускаясь на каменную скамейку проговорил вампир. — С самого начала они обходят меня буквально во всем. Жестокая ирония в том, что даже после смерти нас окружают лицемеры и предатели.

— Вопрос в другом, — будто не слушая его, заключил охотник, — где нам их теперь искать?

— Это как раз таки не вопрос. В тридцати километрах от Бухареста, затерянное в лесах, находится Ведьмино озеро. Там я впервые встретился с Мираксисом, видимо, он хочет положить конец этой истории там, где она началась.

— Ведьмино озеро?! То самое мистическое место шабашей? Оно существует в реальной жизни?

— А я думал, что ты, как никто другой, должен понимать, что любая легенда хранит в себе крупицу истины, — проговорил граф,

наградив его снисходительной улыбкой. — Да, это то самое место, где не обитает ни птица, ни лягушка, а животные всегда обходят его стороной и даже в засуху не пьют заколдованную воду. Это то место, где черные маги и порождения ночи веками оттачивают свое мастерство, а вампиры приходят, чтобы приумножить свою ментальную энергию.

— Ну, хоть с конечной точкой нашего путешествия определились! — выдохнул охотник, про себя прокручивая возможные безрадостные сюжеты развития дальнейших событий.

— О, ты себе даже не представляешь насколько ты прав. Это действительно путь в один конец, ибо назад мы не вернемся, — усмехнулся граф.

— Ты хочешь сказать, что мы идем на верную смерть?

— Именно.

— Нам и раньше приходилась сражаться в безнадежных битвах, но и тогда мы побеждали.

— Проблема в том, что тогда нашего противника можно было убить!

— На самом деле, бессмертна только Смерть, — холодно проговорил охотник. — Мы найдем какую-то возможность!

— Я ценю твой оптимизм но, увы, не разделяю его. Сражаться с двумя Древними и убийцами Теней бесполезно! Во всяком случае, ни вдвоем.

— И что тогда ты собираешься делать?

— В лучшем случае, освободить Анну и Селин и убежать, а в худшем — умереть вместе с ними. Хотя, с горечью вынужден признать, что в последнее время ни твой покровитель, ни мой удачей нас не балуют.

— И то верно! — кивнул охотник.

И все-таки каждый из них был вынужден признать, что судьба непредсказуема по своей природе — разве мог кто-то из них несколько недель назад даже помыслить о том, что их пути пересекутся вновь, и, объединив усилия, они снова будут союзниками в борьбе против общего врага? Разве мог кто-то представить, что они смогут сражаться бок о бок, прикрывая того, кому не так давно желал самой мучительной смерти? Разве мог кто-то из них предположить, что вампир и оборотень смогут преодолеть вековую ненависть и посмотреть друг на друга как на равного? Разве мог кто-то из них представить, что нежданно-негаданно в их жизни ворвутся всепоглощающие чувства, опьяняющие и дурманившие разум? Разумеется, нет! Все это были коварные проделки судьбы, затеявшей с ними свою тайную игру, правил которой они не разумели, но вынуждены были принимать реальность. Воистину, общий враг вновь объединил их, сделал терпимей и сильнее, воскрешая в памяти события давно минувших дней, которые, хоть и по-своему, но грели душу каждому из них.

========== Откровения женщин ==========

Очнулась Анна в сырой, пропитавшейся плесенью и запахом смерти, камере. В очередной раз чувство страха начинало подтачивать ее душу и решимость. Оказаться в заточении в темнице Мираксиса, в одиночестве четырех стен, было куда страшнее, чем прозябать в смрадных казематах Виктора, где она всегда могла рассчитывать на поддержку и тепло графа. О, как она сейчас жалела о тех словах, которые были произнесены в роковой момент их последней встречи. Алира, даже перед смертью, сумела внести разлад в ее сердце и душу, всколыхнув похороненную в самых дальних уголках души скорбь. Прощение не лишает памяти, а зародившаяся любовь не уменьшает былых грехов, а в их случае с Дракулой все было куда запутаннее, но в глубине и силе собственных чувств к нему девушке уже не приходилось сомневаться, а потому оставалось только принять это, как неизбежность. Ведь его образ был первым представшим перед ее затуманенным взором, когда она разомкнула очи, а его голос был последним, что девушка услышала перед тем, как потерять сознание, отдаваясь во власть своего захватчика, но, к ее собственному несчастью, обе химеры рассеялись в тот момент, когда сознание прояснилось.

— Неужели я обречена вечно гнить в одиночестве в этой камере?! — с досадой подумала она, оглядывая очередную темницу. Теперь она, как никто другой, понимала вампира, который большую часть своей смертной жизни кочевал из одной клетки в другую, пока смерть не оборвала его страдания. Разве могла она после такого упрекать вампира за то, что он решил прожить вторую жизнь, с высоты бессмертных глядя на тех, чьи тела рано или поздно обратятся в тлен, унесенные костлявой старухой?! Он, разжигаемый ненавистью, подпитываемый желанием жить, выбрал свой собственный, наполненный кровью путь, но теперь, увидев сокрытую сторону его души, принцесса испытывала лишь жалость к его сущности,

проклиная лицемерную судьбу, которая довела каждого из них до подобного падения. — Что это? — прошептала девушка, остановившись взглядом на противоположной стене, где в углу бесформенной грудой лежал огромный черный плащ. — Быть не может! — пронеслось у нее в голове, и, не помня себя от вскипевших в груди чувств, принцесса кинулась туда, но, коснувшись руками бездыханного тела, в нерешительности замерла. — Селин! Селин, очнись! — твердила она, ухватив свою недавнюю знакомую за плечи, но она так и оставалась холодна и неподвижна. — Нет! Я знаю, ты не мертва! Не мертва! — хлестанув вампиршу по щеке, яростно вскрикнула Анна. Не то чтобы ее сильно занимала судьба своей сокамерницы, но ведь она была той, кто, невзирая на опасность, осмелилась вытащить их из ада серебряной тюрьмы, и принцесса, как минимум, должна была возвратить ей прошлый долг. Хотя, на самом деле, ее желание вернуть девушку в сознание подпитывалось еще и первобытным эгоистичным страхом перед одиночеством, завладевшим ее душой.

Будто почувствовав ее огненный удар на своей щеке, Селин, все еще находившаяся во власти чужой воли, открыла глаза, в которых ярким светом пробежал проблеск сознания.

— Где мы?! — слегка поднимаясь на локтях, проговорила вампирша.

— Не знаю. Судя по всему, это очередная темница Мираксиса, — отозвалась Анна, подходя к стальной двери, но, коснувшись ручки, с шипением отшатнулась в сторону.

— Что такое?

— Серебро! — проговорила девушка. В такие моменты она проклинала свою новую сущность, хотя, сказать откровенно, будучи человеком, у нее было бы куда меньше шансов выбраться из этой передряги живой, учитывая, что и сейчас эти шансы неминуемо стремились к нулю.

— Этого стоило ожидать, — с презрением фыркнула Селин, вглядываясь в небольшую решетчатую амбразуру в окне, сквозь которую узникам, очевидно, когда-то подавали пищу. — Он говорил тебе что-нибудь? — потирая шею, проговорила вампирша. — Зачем Мираксис приволок нас сюда? Почему не убил сразу?

— Он ничего не говорил, но полагаю, что мы еще ему нужны, — задумчиво проговорила Анна, пытаясь найти лазейку в их камере.

— А что говорят тебе твои инстинкты?

— Мои инстинкты? — подняв на нее глаза, переспросила принцесса. — Мне хочется позвать на помощь Влада или Гэбриэла! Спросить совета у отца…

— Не повезло! У тебя есть только я, а у меня — ты! Давай думать! Очевидно, мы нужны ему как приманка! — заключила Селин. — Иной ценности мы все равно не представляем.

— Он ждет, пока Владислав и Гэбриэл явятся нас спасать и прямиком угодят в его ловушки. А мы… мы даже не можем их предупредить, не можем бежать, мы ничего не можем…

— Значит, и нам не остается ничего иного, как ждать и не терять надежду! Время рассудит, — заключила девушка, усаживаясь на пол. Все ее тело ныло от тупой боли, разносящейся по всему телу, в голове сражались десятки мыслей, грозящих свести ее с ума, но хуже всего становилось от нахождения с Анной в столь замкнутом пространстве. Не раз она задумывалась о том, что рано или поздно судьба подведет их к неким откровениям, но в тот момент, когда вампирша стояла лицом к лицу с принцессой, какая-то обида, вызывавшая в ней чувство неприязни к своей сокамернице, полностью завладела ее естеством. Одна мысль о том, что, глядя на нее, Гэбриэл представлял себе эту высокомерную цыганку, пленившую его своими изумрудными глазами, пробуждала в ее душе неконтролируемый гнев, ибо, каждый раз прикасаясь к охотнику, она чувствовала, что между ними находится кто-то другой, теперь представший пред ней во плоти, а оттого ставший еще ненавистнее, и, даже природное благородство не могло сломить этот барьер, воздвигнутый самым упрямым из всех чувств — женской ревностью. И вроде бы, для нее все было ясно, ведь одного взгляда на принцессу и графа было достаточно, чтобы понять, сколь глубоки были их грешные чувства, но нет, ее ревность была слепа, она отвергала очевидное, выдумывая свое собственное видение ситуации. Но, с другой стороны, если во взаимной симпатии вампира и Анны ей сомневаться не приходилось, душа Гэбриэла оставалась сокрыта от ее пытливого взгляда. Он не любил говорить о прошлом, ибо оно превращалось для него в кошмарный сон, не заглядывал в будущее, ставшее для него эфемерной иллюзией. Этот человек жил лишь настоящим, в котором было место только бесконечным скитаниям, помогающим убежать от собственных воспоминаний. Теперь, когда память вернулась к нему, все обстояло именно так, и во всем этом круговороте Селин никак не могла отыскать места для себя, а оттого не прекращая терзалась надуманными сомнениями. Как бы то ни было, меньше всего сейчас она хотела разговаривать с Анной, которую безосновательно винила в собственных неурядицах, хотя и понимала всю глупость этих мыслей.