Проклятые вечностью
Шрифт:
– Наверное, чувства! – робко проговорила Селин.
– Чувства?! – не веря своим ушам, бросил Гэбриэл. – Я думал, что эмоции, как раз, для вас не проблема.
– Отсутствие чувств у вампиров – это миф, в который представители детей ночи, зачастую, сами начинают верить. Наша проблема в том, что мы по-иному смотрим на мир, ощущаем его куда сильнее людей. Вот почему гнев превращается в ярость; грусть – в отчаяние; Все это может свести с ума. Именно поэтому многие из нас начали игнорировать эмоции, ведь с ними существование становилось невыносимым. А так… – Селин на мгновение замолчала, а потом, сделав глубокий вдох, добавила, – проще…
– С ним тоже это произошло? – Ван Хелсинг кивнул в сторону
– Столетиями игнорируя эмоции, сам начинаешь верить в их отсутствие, но рано или поздно наступает момент, когда плотина дает течь и бурный океан, который веками томился в неведении, вырывается на свободу, лишенный контроля, готовый уничтожить на своем пути все.
Охотник инстинктивно прижал девушку к себе, глядя в след удаляющемуся вампиру. Мысли, одна горше другой, опять начали волновать его разум. Долгое пребывание на земле заставило его по-новому взглянуть на этот мир и на людей, населяющих его. Будучи ангелом, для него все было абсолютно: черное никогда не могло стать белым, а зло – добром. Он беспрекословно подчинялся высшей власти, не зная другой доли, но люди… люди и их мораль изменили его., сделали порочным, подвластным низменным потребностям. А точнее, его изменила жизнь… такая непонятная ангелу для человека, которым он стал, обрела некий смысл. Он начал понимать смертных, которым ради доброго дела порой приходилось поступать плохо. Теперь охотник, как никогда знал значение спасительной лжи. Но что еще могли сделать люди, если зло переходило все границы, а за добро приходилось слишком дорого платить? Небеса оставили их, им приходилось самим вершить свою судьбу. Столь уж они были грешны? За этими тяжкими раздумьями прошло больше времени, чем он ожидал.
Несмотря на преграды, они постепенно приближались к заветной цели. Казавшиеся недосягаемыми горы, вспоровшие своими остроконечными макушками небесный свод, становились все ближе, а чувство глубокой скорби при виде этой картины все сильнее овладевало сердцами. Зрелище было поистине ужасающее: массивные глыбы с отвесными стенками, усеявшие хребты, отдаленно напоминали стены крепостного вала. Издалека все это смотрелось внушительно, но когда они подошли ближе, стало ясно, что глыбы состоят из огромных блоков черного камня.
– Пожалуйста, скажите мне, что это всего-навсего оптическая иллюзия, – взмолилась Анна, поднимая голову к вершине, пропадающей в толще облаков. – Скажите, что от нескончаемых шквальных ветров и прочих превратностей судьбы, которые выпали на долю этих молчаливых гигантов, края породы источились, создавая некое подобие рукотворной постройки!
Дракула поднял голову вверх, разглядывая чернеющие вершины. С более близкого расстояния было заметно, что некоторые слои, особенно маковки, были значительно светлее, чем подножие огромного массива. Они будто были зеркалом этого уродливого мира. Это говорило о том, что природа гор кристаллическая. Озаряемые зеленовато-желтым арктическим сиянием, они переливались всеми цветами радуги, оставляя в душе неизгладимое впечатление: страх, смешанный с неким восхищением, ибо никто из них не ожидал столь захватывающего и одновременно зловещего зрелища.
Этот пейзаж рождал в сердцах чувство приближения к какой-то неведомой дотоле тайне, старой, как мир; жуткой, как преисподняя; непостижимой, как глубины океана. Казалось, что за безжизненными, выстроившимися непроходимой стеной, горами, скрывался доисторический хаос, изгнанный из привычного для них мира высшими силами. И в этом хаосе в единое целое смешались, накладывались и проникали друг в друга, приобретая причудливые, зачастую убогие, формы время, пространство, материя, энергия и прочие субстанции, ставшие частью мироздания.
С западной стороны скалистые склоны обрывались, сливаясь с пропастью, за которой была лишь пустота,
Анна была права, невооруженным глазом впереди уже можно было разглядеть каменную кладку, состоящую из невероятного размера блоков правильной формы: квадратные и прямоугольными, за которыми скрывалась лишь чернота – чистая энергия, ставшая непреодолимым барьером, выпускавшим из горных недр клубящийся полупрозрачный дымок. Было очевидно, что только древняя магия могла уберечь от гибели это жуткое творение, которое сотни – а может, даже тысячи лет дремало здесь, посередине ледяного безмолвия и холода.
Поразительно, как на этом объятом снегами древнем плоскогорье, находившемся между мирами, непригодном для жизни, могла возвышаться ониксовая твердыня явно искусственного происхождения. Как вообще здесь могли построить нечто подобное?!
– Честно говоря, не знаю, что лучше: сказать тебе правду или пока повременить! – хрипловатым голосом ответил он, но видя ее взволнованный взгляд, все же решил поделиться своей догадкой. – Я думаю, что мы добрались. Это и есть Ониксовый замок.
– Эти горы? – не сдержав удивленный возглас, бросила Селин.
– Да, – кивнул граф. – Более жуткого места для вечного заточения души и не придумаешь, ибо эти хребты – истинное вместилище древнего зла, которого еще не знал род человеческий. Чувствуете энергию, которую он излучает? Злоба, отчаяние, страх и муки – они как четыре всадника Апокалипсиса кружат вокруг этой твердыни.
– Признаюсь, я представляла его иначе, – произнесла принцесса. – Века нам понадобятся на то, чтобы что-то здесь найти.
Поразительным было то, что несмотря на непрекращающиеся снегопады, ониксовые горы не укрывала снежная перина. Обнаженными глыбами они возвышались над этим проклятым миром, просматриваясь с четырех сторон света. Ван Хелсинг остановился у самого подножия скалистого массива и, сняв перчатку, коснулся черного зеркала горной породы, сверху донизу испещрённой древними символами, такой гладкой, будто тысячелетиями с ней не сталкивались ветра. Руку тут же обожгло холодом, а частички кожи и хрусталики замерзшей крови остались на камне, который мгновенно поглотил их.
– Очевидно, мы добрались, но как попасть внутрь? Здесь нет ни окон, ни дверей!
– Я думаю, что принцип такой же, как у портала! – отозвался граф, осматривая резьбу, походившую на символы монолитной арки Ледяного замка. Скользнув клыками по ладони, вампир провел окровавленной рукой по камню. Иероглифы на секунду загорелись алым огнем, сквозь прозрачную пелену открывая для путников чертоги Ониксового замка, а бесконтрольное желание проникнуть в логово древней тайны наполнило разум.
Ван Хелсинг собирался сделать первый шаг в эти адские глубины, но вампир налетел на него подобно урагану. Все произошло в мгновение ока. Укол! Игла пропорола одежду, войдя в мускулистую грудь. Острая боль пронзила охотника изнутри, тело свело судорогой, а звериный рев вырвался из недр его сознания. Оборотень, живущий в нем, издал последний стон и затих, а Гэбриэл рухнул на ледяную землю.
– Что…что ты с ним сделал? – произнесла Селин, кидаясь к нему. Ван Хелсинг все еще пребывал в состоянии шока, прислушиваясь к собственному организму. Прежняя агрессия и жажда крови отступили, но и сила будто иссякла.
– Фактически, я спас ему жизнь, – произнес граф. – А еще… даровал свободу от моей власти! Ты больше не оборотень! – посмотрев на Ван Хелсинга, добавил он.
– Что? – с удивлением спросила Селин. – Разве такое возможно?
– Это была последняя сыворотка. Подарок Люцифера, скажем так…