Проклятые вечностью

Dragoste

– Иначе? – переспросил ангел, поднимая кончиком меча его подбородок. – Неужели ты, потерявший крылья, лишенный милости небес, будучи смертным, осмелишься поднять руку против своего небесного брата? Желаешь отправиться вслед за Люцифером, столь любимым тобой?

Ван Хэлсинг закрыл глаза, пытаясь вернуть себе спокойствие. Воистину, он слишком давно покинул небеса и уже позабыл о том, что там царила своя иерархия, свои законы, свои грехи. Тщеславие – величайшее из зол, которому оказались подвержены даже небожители, обуяло многих его братьев. После низвержения Люцифера, бывшего любимцем Господа, между ангелами развернулось негласное соперничество за право занять его место. К своему стыду, Гэбриэл не остался

в стороне от этой борьбы, некоторым образом поспособствовав тому, что Адониэль оказался отлучен от райских чертогов, став хранителем Чистилища. Дернув за нужные ниточки, архангел Гавриил отправил своего соперника в почетную ссылку, о чем впоследствии пожалел, но изменить ничего не мог. Эта обида тысячелетиями отравляла сердце божественного стража и теперь, так некстати, вырвалась наружу, обрушив его гнев на их плечи.

– Ты не в праве нас задерживать! – отозвался охотник, заключив острие меча в своей хватке. Невинная кровь, коснувшаяся пылающего лезвия, мгновенно затушила праведный огонь Серафима, заставив ответное пламя вспыхнуть в глазах Адониэля. – Видишь, божий клинок никогда не станет служить кромольному делу, небеса тебя не поддержат. Мои же помыслы чисты!

– Должен заметить, – вмешался в разговор Дракула, одарив Ван Хелсинга одобрительным взглядом, – возвращение памяти прибавило тебе наглости! Ты начинаешь мне нравиться… снова…

– Что ж, будь по-твоему! – кивнул ангел, игнорируя слова вампира. – Тебе известны законы! Придется выбирать ключ.

Адониэль взмахнул рукой и в то же мгновение за его спиной появился огромный стол, на котором стояли десятки кубков с прозрачной жидкостью, внутри которых лежали ключи, призванные открыть врата Чистилища. Все сосуды были разной формы, разного размера: одни были золотые, другие серебряные, третьи – медные. Одни усыпаны драгоценными камнями, а другие – испещрены неизвестными иероглифами. От одних шел пар, другие, напротив, были холодны, как лед.

– Прошу, – простирая свою длань в сторону кубков, наигранно вежливо проговорил ангел, расплываясь в улыбке. Анна и Селин взволнованно переглянулись, делая шаг вперед, но будто находясь под властью чужой воли, застыли в нескольких метрах от стола.

– Хорошо, – подходя к столу, произнес Гэбриэл.

– Не ты, – Адониэль преградил ему мечом путь, кивая в сторону вампира. – Этот выбор должна сделать самая темная душа. Пусть он выбирает.

– Что я должен делать? – произнес граф.

– О, все просто! – презрительно фыркнул хранитель. – В одном из кубков лежит ключ от врат Чистилища. Ты должен его достать.

– А что в остальных?

– В остальных закупорена смерть! Помни, истинный ключ дарует вам жизнь, ложный – ее заберет. Если сделаешь неверный выбор – вы умрете… все… и тогда, я буду иметь полное право отправить ваш квартет туда, откуда вы бежали.

Дракула вопросительно посмотрел на Ван Хелсинга, на губы которого, как по волшебству, легла печать безмолвия. Кругом воцарилась мертвая тишина, в которой траурным набатом одиноко билось сердце охотника.

– Не пытайся прочитать его мысли! – произнес ангел. – Здесь твои силы не действуют. Руководствуйся своими знаниями и интуицией. Выбирай!

– Которая из них? – пытаясь скрыть дрожь в голосе, произнесла принцесса.

– Не имею ни малейшего понятия! – ответил граф.

Вампир подошел к столу, разглядывая сосуды. Всего их было тридцать три. Некоторые из них были истинными произведениями искусства. Взгляд сразу застыл на золотой чаше, усыпанной рубинами, внутри которой находился серебряный ключ в форме креста не менее искусной работы. Дар, достойный самого Господа, вне всякого сомнения – священная реликвия. За ней стоял серебряный кубок с медным ключом, на котором была сделана гравировка, изображавшая двух всадников на

одном коне – символ тамплиеров, наверняка вывезенный из Иерусалима. Подле них стояли две медные чаши с инкрустированными бриллиантами и изумрудами медальонами, чуть поодаль деревянный резной сосуд, отделанный серебром. По углам находились серебряные кубки меньшего размера, в которых сверкали ониксовые ключи. В самом центре несколько простых кубков из дерева и малахитовый сосуд, который будто светился изнутри. Был здесь и горный хрусталь, и вулканическое стекло. От всего этого многообразия чаш буквально разбегались глаза, а выбрать нужно было одну.

– Ну… – прошептала Селин, выглядывая из-за плеча графа.

– Если хочешь завладеть миром, учись терпению! – задумчиво произнес Дракула. – Здесь тридцать три чаши! Тридцать три… Почему столько? Тридцать три – это возраст Христа.

– И что? – не понимая его, проговорила вампирша.

– Ничего! Очень символично, не считаешь? Занятное совпадение или…. Тридцать три – это ключ к разгадке. Число…

– Что ты имеешь в виду? – произнесла Анна.

– Для окружающих людей Иисус был плотником и сыном плотника, сыном Марии и Иосифа, – при этих словах граф поднял глаза на Гэбриэла, который едва заметно кивнул. – Как плотник обрабатывает дерево, так сын Божий был послан, чтобы выточить из наших душ сосуды, чтобы подготовить их для царствия небесного. Для Всевышнего мы подобны дереву – нас необходимо очистить от коры, удалить сучья, обработать, чтобы мы стали гладкими, без заноз, без травм, нанесенных прошлым… и Он…. Иисус трудится над нами, чтобы удалить все шероховатости, которыми люди ранят окружающих. Он делает из нас высшее творение по образу и подобию своему.

– О чем ты, черт тебя дери? – не сумев уловить ход его мыслей, проговорила Селин.

– Не богохульствуй здесь. Это лишнее, поверь. Я о том, что золото и серебро – материалы ювелиров, а плотник работает с деревом! – ответил вампир.

– Нам нужна простая деревянная чаша! Чаша плотника! – будто читая его мысли, произнесла Анна. – В ней лежит ключ!

– Да, – кивнул граф.

– Но которая? – подходя ближе, спросила Селин. – Здесь их семь.

– Семь – по количеству смертных грехов. Искупление? – граф поднял глаза на Ван Хелсинга, но тот застыл на месте подобно каменному изваянию, даже глаза заволокла стеклянная пелена, сокрывшая эмоции.

– Он не поможет тебе! – отозвался Адониэль. – Выбор за тобой!

Склонившись над чашами, Дракула стал вглядываться в изображения адских порождений, ставших олицетворением главных пороков. Здесь собрались все: гордыня, зависть, гнев, уныние, алчность, чревоугодие, похоть. Видимо, правильного выбора не существовало, а точнее, для каждого человека он был свой, ибо каждая душа должна была до дна испить чашу собственных грехов в знак покаяния. И чаша эта была горька! Невольно по лицу вампира пробежала ироническая улыбка: за свое четырехсотлетнее бытие, пожалуй, в этом бренном мире не осталось скверны, которую граф бы не попробовал на вкус. Значило ли это то, что он должен был опустошить все кубки, чтобы искупить содеянное? К тому же, для искупления требовалось раскаяние, а он ни о чем не жалел.

Подумав несколько мгновений, вампир поднял чашу гнева. Гнев был отцом всех пороков, первоисточником, приведшим его на кровавый путь мести. Гнев был ядом и огнем, которые столетиями испепеляли и отравляли его изнутри, но теперь осознание того, что свет этого греха был слишком ярким, а потому не мог гореть в душе вечно, молнией пронзило его разум. Сама того не понимая, принцесса затушила пламя его злобы, став для него спасительной соломинкой – светочем надежды. Следуя за этой спасительной ниточкой, он должен был пройти по верному пути, заслужить право на искупление в Чистилище. Его чаша – чаша гнева!