Проклятый
Шрифт:
– Прежние решения остаются в силе, – сказал тогда отец. – Амон получит наказание в соответствии с проступком. И вернется к занятиям.
Кати оглядела сидящих вокруг стола магов. Черные глаза ее блеснули.
– Совет согласен, – заявила она.
Жертвенные комнаты, как все в нижних ярусах города, были отданы в ведение Оуна. Сильные сопровождали Кара вниз; первый учитель встретил их у входа.
– Все готово, Сильнейший, – сказал Оун.
Отец кивнул.
– Идем, Амон, – позвал он.
Вслед за старшими магами
Оун протянул нож. Кар принял его без удивления. Каким будет наказание, он понял еще в Зале Совета, не знал лишь, кого из прежних знакомых придется убить.
Сильные молча окружили стол, где лежал светлокожий мужчина. Толстые кожаные ремни удерживали в неподвижности его руки и правую ногу, такой же ремень охватывал талию. Протез сняли, короткая культя беспомощно подергивалась. Светлые глаза горели ненавистью, губы дрожали – больше от злости, чем от страха. Этого дикаря маги не лишали разума.
Отказаться. Принять сторону пленника, бесповоротно причислив себя к дикарям. Даже Сильнейший тогда не помешает Совету уложить Кара на соседний стол. И Кати не станет спорить, ей Кар нужен как будущий соперник отца, а не как пособник дикарей.
Став жертвой, он не спасет пленника, тот все равно умрет. Погибнет обезумевший от горя Ветер. Кровь Кара задымится в серебряной чаше, кто-то – скорее всего, это будет отец – возьмет из нее Силу, чтобы породить новое проклятие для Империи.
Рукоять жертвенного ножа легла в ладонь, как влитая. Наказание в соответствии с проступком. Кар шагнул к столу.
– Прости меня, Гарион, – сказал он.
Старый булочник повернул голову. Сощурился, узнавая.
– Ты, – выдохнул он.
– Я.
Глаза пленника обежали молчащих магов. Вернулись к Кару, задержались на лезвии ножа.
– Вот, значит, что? – почти спокойно спросил Гарион.
– Да.
– А я тебе поверил, – он все же сорвался на хрип. – Аггары верили. Дингхор…
– Не надо, Гарион, – попросил Кар. – Ничего уже не изменить.
Спиной, плечами, всей кожей он чувствовал холодные взгляды магов. Не пытался закрыться. Боль, стыд, отчаяние и зреющее, подобно ядовитому плоду, безразличие были частью наказания. Никто не торопил Кара.
Открыто, словно в комнате кроме них никого не было, он посмотрел Гариону в глаза.
– Прокляни меня, если хочешь.
– Разве ты уже не проклят? – возразил тот.
– Тогда… Тогда, если можешь, прости.
Кар не отводил взгляда, пока булочник всматривался в его лицо.
– Ты не спасешь меня, парень, если схватишься с ними, правда?
– Да.
– Так делай свое дело, чего стоишь? – в обычной своей манере буркнул Гарион. – Все одно – скоро помирать. И проклинать я тебя не стану. Скажи только…
Кар, уже поднявший нож, остановился.
– Что сказать?
– Что будет с Империей?
– Она станет нашей Империей, – ответил Кар и ударил.
Изогнутое лезвие вошло в плоть, как в мягкую землю. Не останавливаясь, Кар ударил еще и еще, пока тело Гариона не обмякло в удерживающих ремнях.
Кровь хлынула по желобу в подставленное вместилище. Оун повернул рычаг, наклоняя стол так, чтобы тело оказалось вниз головой. Кар с трудом смотрел сквозь застилавший глаза туман. Голова кружилась все сильней. Мертвое тело, алый поток, веющий Силой, черные фигуры магов, отцовский взгляд…
Он пошатнулся. Никто не протянул руку поддержать его. Чтобы не упасть, пришлось схватиться за стол.
Наполнив серебряную чашу, Оун поднес ее Кару. Амон, сын и слуга Амона Сильнейшего, протянул руку, и кровь послушно вскипела. Багровый пар потянулся к ладони. Амон закрыл глаза, вбирая Силу, что минуты назад давала жизнь телу булочника.
Прожитые годы разбавили кровь Гариона, ее Сила почти иссякла. Слабое тепло вместо огненного жара. Бессмысленная жертва. Власть ради власти. Покорность ради покорности. «Когда-нибудь я убью тебя, отец».
Кар уронил руку. Он не упустил ни капли Силы. Кровь стала просто красной жидкостью. Оун убрал чашу.
Маги расходились, удовлетворенные: бунтарь укрощен, Сила восторжествовала над человечностью. Полукровка наступил на горло самому себе. Больше он не осмелится вступаться за дикарей.
– Ты можешь отдохнуть и привести себя в порядок, – сказал отец. – Вечером жду тебя наверху.
Не дожидаясь ответа, Сильнейший пошел к выходу. Кар не успел подумать, а руки уже метнулись вслед в поражающем заклятии: «Я убью тебя!» Полная чаша крови, весь хваленый талант, всего один удар…
Кар не довершил заклятия. Оун и Кати с двух сторон бросились к нему, схватили за руки.
– Не делай этого! – сказал Оун.
– Это не поможет! – одновременно с ним вскрикнула Кати.
Отец вышел, не оглядываясь.
Маги держали Кара, словно боялись, что он кинется вслед. Их лица сминала тревога. Минуту Кар молчал, переводя взгляд с одного на другого. Как он мог считать их друзьями? Доверять им?
– Карий… – начала Кати.
Кар оттолкнул ее, грубо, будто кухонную девку. Вырвался из рук Оуна. Не слушая их тревожных голосов, бросился вон.
Отцовская фигура маячила в дальнем конце коридора. За спиной негромко стучали по каменному полу быстрые шаги Кати. Не обращая на них внимания, Кар свернул в один из боковых коридоров, откуда узкая лестница вела напрямую к выходу. Ветер уже ждал, страдание Кара вырвало его из сытого полусна и призвало вниз. Любовь и тревога зверя мерцали вдали, как отсвет ушедшей жизни, Кар почти бежал им навстречу. Лестница ядовитой змеей извивалась под ногами. Серые стены давили, холод волнами проникал в сердце. За спиной неумолчно звучали шаги.