Прокурор идет ва-банк. Кофе на крови. Любовник войны
Шрифт:
– За что пьем?
– За любовь! – сверкнула глазами Белянка.
– За любовь еще рано! – усмехнулся Ярыгин. – Давай выпьем…
Но Белянка его уже не слушала. Она залпом осушила бокал коньяка.
«Ничего себе баба, – думал Ярыгин. – Темп взяла больно крутой. Десять минут не прошло, даже познакомиться толком не успели, а уже за вторую бутылку принялись».
Он решил растянуть свой бокал на несколько тостов, видя, как быстро хмелеет Белянка.
– Говоришь, вся номенклатура у вас здесь гуляет, – умышленно передергивая слова, возвратился к начатому разговору Ярыгин.
– Настоящая номенклатура не здесь, а на «Белой даче» развлекается, – пьяным голосом возразила Белянка.
– А ты что, там бывала?
– Ха! – рассмеялась Белянка. – И не один раз. Старикашки там в основном собираются. На отдых из Москвы. Но все такие важные… Беседы ведут… Там от доверенных людей такое узнаешь…
Язык у Белянки начинал заплетаться. И пока Ярыгин раздумывал, наливать ли ей еще коньяка, она подставила ему бокал и требовательно сказала:
– Давай выпьем…
После очередного бокала она закурила. Глаза помутнели, и, забросив ногу на ногу, она уставилась на Ярыгина.
– Если хочешь что-то узнать, читай «Правду» и слушай «Последние известия», – пытаясь вытянуть информацию, заметил Ярыгин.
– О чем на «Белой даче» говорят, ты и от Би-би-си не услышишь, – сказала Белянка и выпустила тонкую струйку дыма в лицо Ярыгина.
– О чем же это? – тут же задал вопрос Ярыгин.
– Брежнева уже два раза с того света возвращали! – заплетающимся языком хвастливо зашептала Белянка. – А как они подготовят захват власти, то возвращать его больше не станут, останется там, куда ушел. Думаю, что не в рай!
– Ну, по пьянке чего не скажешь!
– Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке! Понял! – решительно возразила Белянка. – А эти все могут. И потом, что это ты все интересуешься? – запальчиво спросила она.
– Говорим, да! – с грузинским акцентом ответил Ярыгин.
– А я отвечаю, так? – засмеялась Белянка. – А потом ты куда-нибудь напишешь, а мне будут делать секир башка!
– Ладно! – успокоил ее Ярыгин. – Ничего ты мне не говорила, ничего я не слышал. И вообще, я на отдыхе.
– Жена дома, а ты на отдыхе! – забазарила неожиданно Белянка.
Она опьянела прямо на глазах. «Ни фига себе! – удивился Ярыгин. – В момент закосела баба. Алкоголичка, что ли?» – подумал он.
– Шо смотришь? – разозлилась Белянка. – Щас как вмажу. Кобели чертовы, все вы одним миром мазаны. Вот не буду с тобой трахаться, и все тут. Иди, жалуйся!
И она, шатаясь из стороны в сторону, вышла из номера столь стремительно, что Ярыгин не успел ей ничего сказать.
– Дура баба! – громко возмутился он, подозревая, что его записывают и подслушивают. – Наболтала спьяну что ни попадя, специально, наверное, чтобы в постель не ложиться.
«Действительно, дура баба! – подумал он. – Цвях ей холку намылит, если узнает об этих откровениях». На Ярыгина спиртное не действовало, да и закусывал он, в отличие от Белянки, основательно. Всю закуску умял без остатка.
«Не пропадать же добру! – подумал он. – Пусть плохое брюхо лопнет, чем хорошему кушанью пропасть».
Отсутствие друга стало его уже беспокоить.
«Интересно! – размышлял он. – Неужели старик демонстрирует ему свои кулинарные способности? Хотя если выставил бочонок вина, то можно много съесть!»
Но беспокойство его не оставляло. Недолго думая, он собрался и пошел к Скорине.
Дом Скорины Ярыгин нашел очень быстро, но на настойчивые звонки никто не выходил. Он перемахнул через забор и прокрался в дом, на всякий случай держа под рукой пистолет.
Увидев лежащего на диване старика, Ярыгин бросился к нему, решив, что старик мертв. Однако, приблизившись, понял, что тот мертвецки пьян. Ярыгин попытался растолкать старика. И это ему, как ни странно, удалось. Павел Тарасович очумело уставился на него и спросил:
– Ты кто?
– Друг Оболенцева Кирилла Владимировича! Он был у вас?
– Ушел твой друг! – прошептал обессиленно Скорина. – Увели!
– Кто увел?
– Женщина. Лучшая женщина! Лесная, одиннадцать! – Скорина вновь рухнул на диван и захрапел.
Ярыгин понял, что от старика добиться других пояснений вряд ли удастся, и, оставив его в покое, покинул дом.
Несколько секунд он сомневался – идти на Лесную или не идти. Ярыгин не знал, что это за женщина похитила друга, но чувствовал: произошло что-то серьезное.
Через полчаса он стоял у дома Ольги.
В ресторане
Оболенцев был счастлив.
Он никак не мог оторваться от Ольги, ласкал ее и целовал. Это уже не было просто физическим влечением. Это было полным слиянием двух бродивших по белу свету половинок, наконец-то нашедших друг друга и соединившихся.
– Ты можешь остаться у меня? – спросила тихо Ольга.
Оболенцев поцеловал ее долгим поцелуем и честно ответил:
– Нет, не могу! Я приехал с другом. Он сейчас, наверное, с ума сходит, не зная, где я. А если не вернусь в гостиницу, он, боюсь, весь город на ноги поднимет. А то и на уши.
– Хороший у тебя друг! – ревниво проговорила Ольга. – Но мне хочется для тебя стать не только другом.
– Женой? – вдруг выпалил, сам того не ожидая, Оболенцев, радуясь ее откровенности.
– И женой, и любовницей, и другом, и товарищем! – засмеялась Ольга. – Всем, всем, всем на свете!
Оболенцеву пришлось собрать все свои силы, чтобы отказаться от ее предложения.
А она не могла оторвать от него взгляда, не могла даже помыслить о том, что он может не вернуться, исчезнуть навсегда. Она чувствовала, что потерять его – это значит потерять себя.