Прокурор идет ва-банк. Кофе на крови. Любовник войны
Шрифт:
– Железная лапа!.. Помнишь «Маугли»?
– Помнишь, помнишь! – улыбнулся Оболенцев. – Лучше скажи, чего ты в бега пустилась? Иван – наш друг! Друг, на которого можно во всем положиться…
– Даже нашему другу, – перебила его Ольга, – я не обязана рассказывать о своей личной жизни…
– Извини! – спохватился Оболенцев, вдруг осознав, что не имеет права спрашивать любимую женщину, что у нее было до встречи с ним.
– Мне не за что извинять тебя, Кирилл! – повернулась к нему Ольга и сразу же расцвела. – Как и тебе меня!
Оболенцев
Из рубки катера, стоявшего на приколе рядом с судном седоусого, влюбленных фотографировал Цвях.
Появление Оболенцева с Ольгой Севериной привело его в изумление.
«Черт подери! – сказал он себе. – Шустрые мужики эти москвичи! За лучшими кадрами охотятся… А Северина-то, Северина! Во тихоня! В тихом омуте черти водятся! Кого отшила, а кого взяла. И мужик он так себе, и вообще… Багирову надо сообщить. Обрадуется. Из-за нее ему хорошую клизму тогда сделали. Вот умора. Дуры бабы! Эта красотка могла начать новую жизнь, переехать в Москву, квартирку ей сразу же предоставили бы. Заведи себе тайного воздыхателя и заполняй свободное время в свое удовольствие. Что эти стервы с мужиками делают! Любого охмурят».
Разговаривая сам с собой, Цвях не забывал о деле, продолжая фотографировать.
Кирилл с Ольгой, оторвавшись наконец друг от друга, взялись за руки и вернулись к Ярыгину, который вместе с усачом ожидал дальнейшего развития событий. Когда они подошли, моряк завел мотор, и через минуту, взревев, катер уже мчался в открытое море.
– Куда держим курс? – спросил черноусый, обе руки которого были покрыты затейливыми татуировками. – Направо?
– В отпуске – только налево, в сторону «Белой дачи», – плоско пошутил Ярыгин. Обернувшись назад, добавил: – Конечно, если дама не возражает?
Ольга надела темные очки и промолчала. Она все еще сомневалась. Реплики Ярыгина немного коробили ее. Исподволь наблюдая за друзьями и сопоставляя их, она пыталась понять, что же у них общего, кроме работы, и склонялась к мысли, что ее подозрения напрасны – не таков Кирилл, чтобы затеять низкую игру.
Поравнявшись с бухтой, в глубине которой за зеленью деревьев виднелись контуры особняка из светлого камня, водитель бросил с насмешкой:
– А тут отдыхают слуги народа!
– Интересно! – воскликнул Ярыгин. – Подрули-ка ближе.
Снизив скорость, водитель объяснил:
– Могу к буйкам, а дальше нет – у «Белой дачи» запрещено подходить к берегу.
– Я бы не прочь побывать в особнячке, – всматриваясь в строения на берегу, Ярыгин засмеялся. – Как там живут?
– Живут как надо, – проронил водитель.
– Оля, жаль, что вы не любопытная, – пошутил Ярыгин.
Оболенцев укоризненно посмотрел на друга. Ольга, заметив это и отбросив остатки сомнений, звонко отозвалась:
– Знай я, как вы мучаетесь, я бы тогда не отказалась.
Катер неожиданно зачихал и задергался. Немного поскользив по водной глади, он остановился.
– Палубной команде, аврал! – скомандовал Ярыгин. – Всем стоять согласно швартового расписания! Всем стоять!
Все рассмеялись. Черноусый молодец предложил причалить к берегу, поскольку его попытки развить скорость оканчивались неудачей. Мотор каждый раз захлебывался и глох. Отыскав подходящее для швартовки место, моряк высадил друзей на берег, а сам стал возиться с мотором. Подростки на костре жарили рыбу, а между ними и катером дочерна загорелые мальчишки в масках с трубками и в ластах ныряли с острогами в руках.
На берегу Оболенцев, присев на корточки, подобрал гальку.
– Смотри, Оля, похожа на ежика.
Ольга, отжав мокрые волосы, взяла у него гальку и, повертев в пальцах, сказала:
– Здесь и «куриный бог» попадается. Говорят, к счастью.
Подойдя к посиневшему мальчугану, которого от холода бил колотун, Ярыгин полюбопытствовал:
– Ну что, Нептун, удачно охотился?
Мальчуган трезубцем показал вниз. Там, привязанные веревкой, болтались в воде две камбалы и еще какие-то рыбешки.
Ярыгин поглядел на них и с уважением произнес:
– Орел!
Похвала оказала неожиданное воздействие – мальчуган сплюнул и, клацая зубами, хрипло вымолвил:
– Дай закурить.
– А сто грамм не хочешь? Для растирания!
А в это время, продолжая вертеть пальцами гальку-ежика, Ольга откровенничала с Оболенцевым:
– …Поразительное холуйство. Главное – они думают, что оказывают благодеяние, уверены, что все на свете продается и покупается. А тех, для кого собственное достоинство – не пустой звук, считают ненормальными. Они готовы на все, лишь бы угодить хозяевам «Белой дачи»… – Она помолчала. – Значит, завтра?
– Да, – вяло подтвердил Оболенцев. – Утренним рейсом, в девять пятнадцать… Но, судя по всему, я скоро вернусь, – негромко добавил он. – Не скучай…
В прокуратуре Союза
По приезде в Москву Оболенцев сразу же записался на прием к заместителю Генерального прокурора СССР Надеинову, а Ярыгин занялся ремонтом квартиры, махнув рукой на обещавшего ему помочь Оболенцева.
– Пока ты соберешься, я уже все закончу. Ты давай готовься к докладу. От него многое зависит.
– Это точно! Надеинов – человек трезвомыслящий! Если железных доказательств не будет, он не станет даже связываться. Но если скажет «да», то от слова своего уже ни за что не откажется. Кремень-человек!
Ярыгин тяжело вздохнул:
– У нас тоже кремни! Такие кремни, что только искры отлетают!
Оболенцеву назначили встречу на 18 июля в 12 часов дня.
И этот день настал.
Оболенцев добрался на метро до станции «Пушкинская» и вышел на улицу Горького. Вереницы машин замирали у светофоров, а затем срывались с места, зачастую окутывая все вокруг клубами выхлопных газов.