Прокурор жарит гуся
Шрифт:
— Значит, это все-таки ребенок Гролли, — пробормотал Селби себе под нос.
Глава 11
В понедельник с раннего утра Селби уже находился в кабинете Сидни Белла Стоуна — почерковеда и специалиста по анализу сомнительных документов. У Стоуна был отрешенный вид, свойственный многим ученым людям. Перед Селби находился человек лет пятидесяти пяти с коротко подстриженными волосами, тронутыми сединой, щетинистыми усами и спокойным взглядом серых глаз. Он взял протянутый прокурором
— Что вам угодно выяснить?
— Подлинник это или фальшивка.
— Вы располагаете подлинными образцами подписи и почерка для сопоставления?
— Да.
— Позвольте мне взглянуть на них.
Селби вручил ему образцы почерка и подписи Эзры П. Гролли, собранные из всех источников, которые прокурор и Сильвия Мартин ухитрились найти за вечер. Стоун, едва посмотрев на листки, бросил их в ящик письменного стола.
— Разве вы не собираетесь сравнивать их?
— Собираюсь, но не сейчас.
— Почему?
— Это пока бесполезно. Я не принадлежу к тому типу экспертов, которые, бросив взгляд на документ, заявляют, что он является не чем иным, как грубой подделкой, или, напротив, «выглядит подлинным». С моей точки зрения, такой подход бесполезен. Личное мнение не должно иметь значения в глазах присяжных. Присяжные могут не считаться с тем, что говорит эксперт, пока они не узнают, на основе чего человек, стоящий перед ними, пришел к тому или иному заключению. Лишь тот специалист заслуживает внимания, который может подтвердить каждое свое слово бесспорными научными фактами.
— Вы имеете в виду угол наклона и нажим пера? — спросил Селби.
— То, о чем вы говорите, лишь крошечная часть настоящей экспертизы.
— Но не смогли бы вы хотя бы начать работу над этим завещанием?
— Думаю, что смогу. Вы можете посидеть в лаборатории, если обещаете не мешать, — сказал Стоун.
— Постараюсь, — улыбнувшись, охотно пообещал Селби.
— Говорить буду я, — сказал Стоун, проходя в лабораторию, — вы будете слушать. Многие почему-то непрерывно задают вопросы. Мне это не нравится.
Он расправил завещание на прозрачной стеклянной крышке стола, включил освещение и приступил к работе.
В ходе работы он бросал короткие замечания, которые должны были служить объяснением.
— Этот свет имитирует дневное освещение… Взглянем на водяные знаки на бумаге. Просветим ее снизу, кстати, размер листа характерен для юридических документов… ага, вот знак «Специальная судебная». Здесь у меня каталог, из которого можно узнать, когда любой вид бумаги впервые появился на рынке… Если выяснится, что «Специальная судебная», то есть этот сорт, появилась в продаже позже даты документа, мы имеем дело с фальсификацией. Итак, смотрим…
Эксперт перелистал несколько машинописных страничек.
— Нет. «Специальная судебная» продается с 1922 года. О’кей. Пока все в прядке.
Стоун закрыл свой каталог и вернулся к рабочему месту, не переставая говорить:
— Теперь проверим физические
Эксперт немного повозился с документом и сказал:
— Чернильный орех. Теперь проверим цвет, с этой целью используем колориметр.
— Для чего нам надо знать цвет?
Эксперт взглянул на Селби поверх микроскопа:
— Чернила из ореха при окислении меняют свой цвет. И проходит примерно два года, прежде чем они приобретают постоянную окраску. Мы имеем дело с постепенным процессом изменения цвета по мере окисления.
— Следовательно, если записи больше двух лет, как должно быть в нашем деле, чернила уже имеют постоянную окраску? — спросил Селби.
Стоун кивнул в ответ и начал подбирать стеклянные диски разных оттенков, делая пометки на полях документа. Потом он изучил свои записи и отрегулировал освещение. Селби заметил, что эксперт нахмурился. На его лбу появились поперечные морщины.
— В чем дело? — спросил прокурор.
— Пока я еще не готов дать ответ… Давайте взглянем на то письмо, в котором он сообщает, что оставляет все сестре.
Селби передал эксперту письмо.
Стоун изучил его с помощью колориметра, вновь сделал какие-то пометки и повернулся к окружному прокурору.
— Я собираюсь изменить своим правилам, — сказал он, — потому что мне кажется, что я имею бесспорные доказательства.
— Что же вы узнали?
— Прежде чем сделать окончательное заключение, я должен поместить завещание на двадцать четыре часа в специальную окислительную камеру. Но если я не впадаю в грубейшую ошибку, то чернилам на завещании меньше сорока восьми часов.
— Меньше сорока восьми часов?! — воскликнул Селби. — Великий Боже, но весь вид бумаги говорит о том, что…
— За это я и ломаного гроша не дам, — отрезал Стоун. — Существуют десятки способов придать бумаге старинный вид. Думаю, в течение ближайших часов чернила весьма существенно изменят свою окраску в окисляющей среде. Если же они были нанесены на бумагу в 1935 году, то цвет совсем не должен измениться.
— А как насчет письма? — спросил Селби.
— О письме я сообщу завтра. Селби поднялся со словами:
— Думаю, нет необходимости напоминать, что все это строго конфиденциально. Мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь узнал о существовании этих документов и о вашем заключении.
— Естественно. Хотите, чтобы я вам позвонил?
— Да, пожалуйста.
— Ждите моего звонка во вторник, примерно в два тридцать.
Крепко пожав эксперту руку, Селби повел машину назад, в Мэдисон-Сити, продумывая возможные варианты последствий, возникших в результате новой ситуации. Для прокурора было ясно одно: теперь он просто обязан подвергнуть миссис Лосстен самому суровому допросу.