Прокурор
Шрифт:
– Вот именно, - кивнул Боржанский.
Заремба остановился посреди комнаты. Доводы главного художника, по-видимому, внесли смятение в его душу. На лбу пролегла одна, но глубокая продольная складка. Он некоторое время мучительно обдумывал что-то и наконец полувопросительно произнес:
– Хозяева-то мы... Вот и дадим направление, что снимать и кого.
– Лучше бы совсем...
– начал было начальник СЭЦ.
– Ни в коем случае, - отрубил Фадей Борисович.
– Там все решено, ткнул
– Решено - значит, решено, - стремительно поднялся Боржанский. Анегин тоже встал.
– Мы свободны, Фадей Борисович?
– Разумеется, - кивнул тот.
– Рабочий день уже кончился, отдыхайте... А с Флорой Юрьевной я сегодня же проведу работу, - задумчиво произнес он.
– Селяночкой побалуемся, чайку попьем...
– Не советовал бы, - сказал Герман Васильевич.
– Зачем настраивать? Еще подумает бог знает что.
– Главный художник вдруг улыбнулся: - А может, напрасно я страхи развел?
Заремба с надеждой посмотрел на него. Герман Васильевич пыхнул в чубук трубки.
– Ведь у нас есть что показать хорошего, - ободряюще сказал Боржанский.
– Есть, сам бог видит, есть, - обрадовался директор перемене настроения главного художника.
– И можно показать товар лицом, не краснея, - все еще улыбался Боржанский.
– Нет, в этой девочке определенно имеется что-то, - он щелкнул пальцами.
– В Флоре Юрьевне?
– переспросил Заремба.
– Да. Ищет, раскапывает необыкновенное...
– Ну, конечно, - расплылся в улыбке директор.
– Молодость, одним словом! Энергия бьет ключом!
– Уверен, мы сможем помочь найти ей для передачи и форму, и содержание, - заключил главный художник.
– У творчества одни законы...
Боржанский и Анегин ушли, пожелав Зарембе хорошо провести вечер в обществе Флоры Юрьевны. Директор пришел в отличное расположение, забубнил себе под нос какой-то марш, предвкушая, что ему предстоит быть сегодня в роли радушного хозяина и вести интересные разговоры с представителем областного телевидения.
– Так-с, - бормотал он, расхаживая по кабинету.
– Обмозгуем программку... Перво-наперво обед. Самоварчик, естественно... Затем прогулка на катере...
Следующий пункт он додумать не успел - раздался телефонный звонок. Это была его жена, Капитолина Платоновна. Спокойным голосом, который, однако, не предвещал ничего хорошего, она спросила, почему Фадей Борисович до сих пор не дома.
– Капочка, прости, дела... И освобожусь не скоро...
– Не говори ерунды, - отрезала жена.
– Чтобы через десять минут был.
– Но у меня корреспондент телевидения!
– А у нас дома сам Константин Венедиктович.
Заремба понял, что планы его рушатся. Константин Венедиктович занимал ответственный пост в госкомитете
– Конечно, Капочка, буду!
– не колеблясь, принял решение Фадей Борисович. Впрочем, решение было принято женой.
Он тут же попросил секретаря разыскать Боржанского, на худой конец Анегина. Но те уже ушли с фабрики, а дома их еще не было. Зарембе очень не хотелось оставлять Баринову без опеки, однако ничего не мог поделать.
Когда она приехала с вокзала, Фадей Борисович рассыпался в извинениях, что не имеет возможности проводить ее в дом отдыха. Но уверил, что там встретят и обеспечат всем необходимым - указания даны.
Его подвезли домой. На прощанье Заремба сказал:
– Не беспокойтесь, Флора Юрьевна, вас доставят в полном порядке.
– Он похлопал по плечу шофера: - На Витюню можно положиться. Он же завтра утром и приедет за вами...
...Машина влилась в уличный поток.
– Наверное, любите с ветерком?
– спросила девушка у шофера, ожидая услышать положительный ответ: водители любят, когда им доверяют.
– У нас месячник безопасности движения, - хмыкнул тот.
– Только поэтому?
– лукаво посмотрела на него Баринова.
Витюня помолчал, усмехнулся.
– Знаете такую поговорку: быстро поедешь - тихо понесут?
– А-а, - протянула с улыбкой девушка.
– Вот почему Фадей Борисович сказал, что моя жизнь в надежных руках...
– Постараемся, - кивнул Виктор и замолк.
Вскоре выехали за город.
"Молчун", - подумала Баринова. Шофер и по дороге на вокзал и обратно говорил не очень охотно. Она исподтишка разглядывала его коренастую фигуру. На правой руке, на пальцах, было вытатуировано "Витюня" (на фаланге среднего уместили две буквы - ТЮ).
– Из Москвы, значит?
– неожиданно спросил шофер.
– Нет, из областного телевидения.
– А у нас на фабрике болтают, мол, приехали московские киношники. Он мотнул головой, цыкнул уголком губ: - Ну, дают! Слышали звон...
– Разочарованы, что не из самой столицы?
Виктор бросил на нее быстрый взгляд:
– Одеты по-столичному. Тут москвичей навалом гуляет по набережной. Не отличишь.
– А я действительно только что из Москвы. Училась там, ВГИК закончила...
– С чем его едят, этот ВГИК?
– Неужели не слыхали?
– искренне удивилась девушка, несколько даже обидевшись за такой знаменитый вуз.
– Всесоюзный государственный институт кинематографии.
– На кого же там обучают?