Прокурор
Шрифт:
– Вот вы говорите, электроника, - вдруг опять зажглась Баринова.
– А красота? Изящная вещь в доме? Это же очень нужно, просто необходимо! Всегда! Как говорил Достоевский - красота спасет мир... И для экрана это выигрышный материал. Сувениры, игра красок... Будем снимать в цвете!
– Убедили, - кивнул главный художник, пряча улыбку в бороду.
– К вашим услугам.
– Ну вот и хорошо, ну вот и правильно, - встал Заремба.
– И советую начинать съемку прямо с Германа Васильевича. Ведь он - гордость коллектива. Представляете, Флора Юрьевна,
– Это интересно, даже очень, - встрепенулась Баринова, хватаясь за ручку и блокнот.
Но в это время Боржанский поднял руку:
– Фадей Борисович, я думаю, что у нас еще будет время поговорить. А сейчас надо устроить нашу гостью, дать ей возможность отдохнуть...
– Согласен, согласен, - извинительным тоном сказал Заремба, тут же прошел к своему столу и нажал кнопку звонка.
– Соедините с Крутояровым, сказал он появившейся секретарше.
Та, молча кивнув, вышла. Фадей Борисович вернулся под фикус.
– План передачи я хочу согласовать со всеми вами, - продолжила Баринова.
– Кого снимать, где... Потом, когда я поближе познакомлюсь с жизнью фабрики.
– А когда съемки?
– поинтересовался Анегин.
– Недели через две, - ответила Баринова.
– Ясно. Долго думаете снимать?
– Дней семь отдельные эпизоды, натура, потом соберем ваших работников в хорошем зале. Еще три дня прикиньте. Итого - дней десять... Кстати, вы не порекомендуете, где провести заключительную встречу? Чтобы современный интерьер и просторно. Без всяких там аляповатых колонн и балкончиков...
– Театр драмы, а?
– посмотрел на Боржанского Заремба.
– Я договорюсь с горкомом.
– Ну что вы, - поморщился главный художник.
– Лжеампир... Киноконцертный зал "Юбилейный" - то, что надо.
Баринова записала в блокнот.
Зазвонил телефон. Заремба солидно снял трубку.
– Да, Заремба... Слушай, Крутояров, надеюсь, все в порядке? Да... Не подведи.
– Закончив разговор, он посмотрел на часы: - Флора Юрьевна, если есть еще вопросы, мы можем в другом месте...
– Нет-нет, - поспешно встала журналистка.
– Мне еще на вокзал, в камеру хранения за вещами, потом в гостиницу. Говорят, у вас это проблема...
– У нас - не проблема, - позволил себе улыбнуться директор.
– Свой дом отдыха. Люкс вам готов. Море, пляж и питание.
– Увидев, что Баринова хочет что-то сказать, он остановил ее вежливым жестом: - Вы наш гость и, как я понял, теперь наш товарищ по совместной работе!
Фадей Борисович отдал через секретаря распоряжение, чтобы за вещами Баринову отвез его личный шофер. Потом подумал и, что-то решив, добавил:
– С вокзала - сюда. Я сам отвезу товарища Баринову в "Зеленый берег".
– Честное слово, не знаю, как вас благодарить!
– по-детски прижала руки к груди Флора Юрьевна.
– Делом, делом отблагодарите, - пошел провожать ее к двери Заремба. Чтобы передача вышла во!
– он сжал свою руку в мощный кулак, выставив верхний
– А создать условия - это мы берем на себя...
Когда Баринова скрылась за дверью, директор вернулся к собеседникам, довольно потирая руки.
– Ну, деваха! Боевая! Люблю таких!
– По-моему, так даже слишком боевая, - хмыкнул Боржанский.
– Не понимаю вас, Герман Васильевич, - сказал директор.
– Радоваться надо. Прогремим на всю область. Это солидная передача, и попасть в нее...
– В "Фитиль" бы не попасть, - пробурчал главный художник, нервно посасывая пустую трубку.
– За что?
– удивился Заремба.
– Показатели - дай бог каждому. План, качество...
– А на чем все это делается, уважаемый Фадей Борисович?
– криво усмехнулся главный художник.
– Помещения - курам на смех! Теснота, неприспособленность. А оборудование? Посмотрит зритель и ахнет: это конец двадцатого века или семнадцатый?
– Он раздраженно махнул рукой: - Да что говорить, вы это не хуже моего знаете. И, прежде чем приглашать из телевидения, неплохо бы посоветоваться.
– Позвольте, позвольте! Я вон недавно смотрел по телевизору передачу о кавказских чеканщиках. Из этого, ну, как его?.. Не могу запомнить название селения...
– он щелкнул пальцами.
– Тьфу! Мука... Тука...
– Кубачи, - подсказал Боржанский.
– Вот-вот! Видели сами! Допотопный горн, инструмент весь дедовский! А какие чудеса вытворяют, черти!
– Согласен. Народный промысел, штучные изделия. А у нас фабрика, поток, конвейер! Разницу ощущаете?
– Очень хорошо!
– не сдавался директор.
– Сделаем упор на людей. Тем более, насколько я проник в замысел товарища с телевидения, она сама хочет заострить внимание на дух в коллективе. Отдых, быт, в конце концов...
– Быт, - покачал головой Боржанский.
– Три года не можем общежитие достроить.
– Вот и пусть покритикует строителей, - сердито хлопнул рукой по подлокотнику кресла Заремба.
– Их забота, им и ответ держать.
– Заказчик-то вы, - возразил Герман Васильевич.
– Зритель не будет разбираться в генподрядчиках-субподрядчиках. Он только запомнит, что общежития на фабрике нет...
– К чему вы клоните, никак в толк не возьму, - раздраженно встал Фадей Борисович.
– Ей-богу, вы сами всегда говорили: пресса - это сила! Радио - нужное дело! Вспомните, когда в прошлом году телевизионщики засняли выставку наших изделий, кто радовался больше всех?
Директор прошелся по кабинету, заложив руки в карманы. Пол под его шагами поскрипывал.
– Верно, - спокойно ответил Боржанский.
– Выставка - ради бога! Это реклама, что совсем нелишне. Пишут, что нам срезают фонды, отказывают в автотранспорте и технике - отлично! Действенная помощь. За такое участие я обеими руками. Но лезть на экран, когда у нас еще столько дыр...
– Он покачал головой.
– Не знаю, много ли будет пользы, если все это увидят десятки тысяч людей...
– Бери выше - сотни, - раздался бас Анегина.