Прокурор
Шрифт:
– Дня через два.
– Расскажу подробности.
Попрощались невесело.
Захар Петрович долго сидел не шевелясь. Какая-то тяжесть опустилась на плечи. Сколько бы ни выпало неприятностей на его долю по вине Марины, все же ее смерть потрясла Измайлова.
Он вспомнил Марину такой, какой увидел тогда, в поезде. Крашенные хной редкие волосы, стоптанные туфли...
"Запуталась, - промелькнули в голове слова Авдеева.
– Действительно, у нее был какой-то обреченный вид. Или это мне теперь так кажется?"
– Захарушка, чего зажурился?
– негромко
– Плохие вести?
– Да, - признался он.
– Помнишь Марину?
– Дубровскую, что ли? Медсестру, за которой ты ухлестывал?
– Ее, - подтвердил Захар Петрович, удивляясь памяти Евдокии Назаровны.
– Повесилась...
– Повесилась...
– Господи!
– испуганно откликнулась мать.
– Чего же она так, родимая? Я думала, ты о ней забыл... Никогда при мне не вспоминал...
– Я действительно забыл...
– А чего вдруг объявилась?
– осторожно выспрашивала мать.
– Ох, мама, тут такое...
И Захара Петровича прорвало. Он выложил все: как встретил Марину в поезде, про день ее рождения и о том, что заварилось, когда он остался ночевать в ее квартире, и, наконец, известие о дочери и внуке, о которых Измайлов и не догадывался...
– Значит, Галина из-за этого?..
– пытливо посмотрела Евдокия Назаровна в глаза сыну.
– Да, - коротко ответил он.
Его удивило то спокойствие, с каким мать реагировала на сообщение об Альбине и внуке.
– Вон оно что, - думая о чем-то своем, произнесла Евдокия Назаровна.
– Недаром у меня сердце болело за тебя. Материнское сердце все чует...
– Теперь видишь?
– сказал Захар Петрович, словно извиняясь за то, что был угрюм, малоразговорчив, что не мог рассказать всего сразу.
– Хорошо, что открылся. Я ждала. Знаешь, Захар, держать в себе нехорошо. Ты уж лучше не молчи. Впрочем, - махнула она рукой, - отцовская порода. Петр тоже всегда при себе свои горести держал. Ходил сам не свой, а мне оставалось только догадываться... Значит, у тебя есть внучек, Петенька?
– Евдокия Назаровна улыбнулась.
– Имя как у прадеда. А что, хороший у нас был отец. Добрый, ласковый. Помнишь?
– Очень даже хорошо.
– Зря сердишься на этого... Владимира Харитоновича, - серьезно сказала она сыну.
– Сам подумай, какая у вас нынче встреча получилась бы? Мать схоронила, да еще после такой кончины... Отойдет маленько, тогда другое дело...
* * *
В первое утро в доме отдыха "Зеленый берег" Флора Баринова проснулась чуть свет. Море отливало жемчугом. Девушка не удержалась, надела купальный костюм и пошла к морю.
Девушка искупалась, растерлась полотенцем и, бодрая, свежая, вышла из коттеджа на прогулку по территории дома отдыха. Обитатели уже пробудились.
– Доброе утро!
– еще издали поздоровался с Бариновой Крутояров.
Он приблизился к ней немного подпрыгивающей походкой, в той же соломенной шляпе и тенниске.
– Здравствуйте, Гаврила Ионыч, - вежливо откликнулась девушка, протягивая ему руку.
Он улыбнулся ей доброй улыбкой и поинтересовался, как спалось.
– Отлично!
– ответила Баринова.
– У нас так, - довольно произнес Крутояров и пошел с ней рядом, оценив, наверное, накануне способность девушки уметь слушать.
Директор дома отдыха, как успела заметить Баринова, любил рассказывать. А для какого рассказчика не нужен хороший слушатель?
– Много у вас отдыхает народу?
– поинтересовалась Флора.
– Человек пятьдесят. Можно сказать, почти все семьями. Да, спохватился он, - завтракаем в восемь.
– Крутояров глянул на часы: - Стало быть, полчаса у нас имеется. Подадут вам в коттедж.
– Зачем?
– воспротивилась девушка.
– Наоборот, мне интересно со всеми.
– Со всеми, - повторил Крутояров.
– Я тоже так считаю: на миру и кушать приятно, и аппетит прибавляется.
Флора отметила про себя, что решение ее завтракать в общей столовой понравилось Гавриле Ионовичу.
– Не понимаю, зачем Фадей Борисович ввел моду кормить в коттеджах? покачал головой Крутояров.
– Перед рабочими неудобно, да и нам лишние хлопоты. До вас в этом домике отдыхал заместитель директора зорянского завода. Вы даже себе представить не можете, как мы с ним нянчились.
– Почему?
– полюбопытствовала Баринова.
– То плов узбекский закажет, то кавказские хинкали, то "Псоу" ему подавай. А где возьмешь это вино? Пришлось в Сухуми лететь за вином... Нянчились, как с малым ребенком. А все знаете отчего?
– Не знаю. Интересно...
– Потому что наша фабрика зависит от зорянского завода. Отходы цветных металлов у них получаем. Наш человек все время там торчит. Марчук, пробивной мужик...
"Выходит, в домиках живут привилегированные, - сделала вывод Баринова.
– А Заремба к их лику решил причислить и меня".
Они не спеша шли по аллее акаций.
– У нас и ульи имеются, - вдруг ни с того ни с сего похвастался Крутояров.
– Балуем отдыхающих медком. Особенно детишки любят. Скажу вам, мед с цвета акации - самый лучший. Пробовал я гречишный, липовый, знаменитый башкирский. А наш ни на какой не променяю. Врачи говорят целебный. И не засахаривается долго.
– Он нежно погладил шершавый ствол. Чудо-дерево! У нас ведь плохо приживается всякая растительность. Солончаки, песок, сушь. Да и ветра постоянно. А акация живет. И как! Пятнадцать лет назад посадили, смотрите, как вымахали!
– Вы, значит, давно работаете в доме отдыха?
– обрадовалась Баринова: ей нужен был человек, хорошо знающий фабрику и людей.
– Я же говорю, пятнадцатый год. А на фабрике, считайте, с самого основания. Поначалу артель была. Инвалиды.
– Крутояров откашлялся.
– Я возглавлял. Тогда тут, - он обвел рукой вокруг, - голый песок был. В палатках отдыхали. За саженцами акаций в саму Одессу ездил.
– В Одессу?
– удивилась Флора.
– А что? В России акацию начали сажать впервые в Одессе. Еще в прошлом веке. Из Одессы она и пошла повсюду. Вы, наверное, не помните, маленькая были, оперетту даже написали "Белая акация". Про Одессу...