Пролог (часть 1)
Шрифт:
Откуда люди в военных фуражках могли знать о нашем маршруте? Надо полагать, что американские власти не для пустой формальности просят советских корреспондентов сообщать маршрут поездки за два рабочих дня до ее начала. Можно предположить, что план поездки не кладут в сейф вашингтонского чн-новника госдепа. Видимо, местные отделения ФБР или местная полиция получают сведения о наших поездках. Не может быть сомнения, что в южном Иллинойсе в числе местных полицейских и фэбээров есть, конечно, минитмены.
Так почему же не произвести тренировку «партизанской борьбы» на
Всё это, конечно, предположения. Но иного объяснения я не нашёл. Исчерпывающий ответ, надо думать, мог бы дать шериф, в контору которого я звонил. Но шериф не проявил никакого интереса к маленькому происшествию.
Рассуждая подобным образом, мы вернулись в городок Гамбург, нашли паром, похожий как две капли воды на тот, что перетаскивал нас через Иллинойс, и благополучно форсировали на нем бурую пустынную Миссисипи.
Паромщик здесь тоже был молчаливым и строгим. И одет он был так же, как тот, на Иллинойсе. Военная фуражка и чёрные очки.
Военных фуражек при цивильной одежде было вообще довольно много в этом районе. Казалось, вся любовь мирных американских граждан к военным фуражкам была сконцентрирована именно на границе штатов Иллинойс и Миссури.
Кроме парома, на желтой и быстрой воде Миссисипи была видна лишь маленькая металлическая плоскодонная лодка с авиационным пропеллером, бешено носившаяся зигзагами по реке, как водялая муха.
За рекой мы лишились тени деревьев, потому что их почти не было. Перед нами простирались поля. Судя по домам, которые попадались нам вдоль дороги, люди жили здесь значительно лучше, чем на восточном берегу Миссисипи.
Переехав на эту сторону, мы не двинулись сразу на запад к Норборну, а свернули на юг вдоль реки. Небольшой крюк был запланирован нами ещё в Нью-Йорке. И объяснялся тем, что неподалёку, в 60 милях от Брюсселя и Гамбурга, почти на самом берегу Миссисипи, находился городок с неожиданным названием Москоу Миллз — Московские Мельницы. Ну как было не заехать!
Путешествуя по США, невольно обращаешь внимание на то, что въезд в маленькие городки всегда предваряет довольно продолжительная рекламная увертюра. Городки могут быть разные. Но увертюра всегда одинакова.
Первые вступительные аккорды звучат миль за пять до городской черты. «Останавливайтесь в мотеле „Свобода“!» «Прекрасные постели в туристском доме „Мудрая сова“». «Ресторан тетушки Энн славится на весь мир жареным кентуккским цыпленком». Ресторанно-мотельное аллегро завершается барабанной дробью из клубных эмблем: «Ротари клаб», «Клуб львов», «Клуб оптимистов». Ещё три-четыре клуба.
Оптимистическая увертюра заканчивается низкой минорной нотой. Перед самым въездом в город обязательно стоит на двух белых каменных столбах темная доска, на которой написано: «Похоронный дом братьев (имярек). Отличное обслуживание по умеренным ценам. Лучшие похороны в округе».
Нет сомнения, что каждый маленький городок в США считает, что жители других городов должны совершать торжественную процедуру переселения в лучший мир в пределах именно его городской черты,
Солидная и аккуратная реклама похоронных услуг заставляет путешественника задуматься о бренности всего земного, а также о том, что пора бы снизить скорость.
Но все это, так сказать, оранжировка. Лейтмотив же увертюры, конечно, магазин «антик», то есть магазин антикварных вещей. «Антик» рекламирует себя пронырливо и настойчиво. «Антик» мечется мелким бесом. Он напоминает вам о своем существовании поминутно или, лучше сказать, помильно и даже полумильно. «В нашем городе — редкостный магазин антик!» «Обязательно зайдите в наш магазин антик». «Магазин антик ровно через 2 мили справа. Заходите».
Слово «антик», конечно, надо понимать с довольно значительной поправкой на американское представление о нем. Для американца, не очень-то избалованного древностью собственной истории, даже почтовая открытка десятилетней давности — предмет продажи и купли в магазине «антик». Уж не говоря о сравнительно новых тележках, колесах, чуть запылившихся пивных бутылках и поломанной птичьей клетке.
Увлечение старинными и просто старыми, никому не нужными вещами — это, наверное, тоска американцев по истории, по собственному прошлому и, может быть, способ отдохнуть от излишне рационального современного быта.
За милю до городка мелкий рекламный бес начинает высовывать свою мордочку каждую тысячу футов. «Магазин антик — справа». «Снизьте скорость — можете проскочить магазин антик». «Тормозите! Антик перед вами». «Стойте! Антик ждет вас».
И наконец, через сто футов за магазином совсем отчаянный вопль: «Как, вы не зашли в антик? Поворачивайте назад!»
Жители Московских Мельниц, надо полагать, утоляли свою тоску но старине в соседнем городке Троя. Там же они, возможно, ели кентуккского жареного цыплёнка и пользовались по скромным ценам услугами похоронного дома, потому что перед въездом в Московские Мельницы мы не увидели никакой рекламы. Стояли только три плаката. Один призывал в стихах: «Think! Do noi drink!» — что означало: «Думай! Не пей!» (По тому, как часто мы встречали на американском Западе, начиная со штата Миссури, этот стихотворный призыв, можно сделать вывод, что жители тех мест предпочитали в этом лозунге вторую рифму первой.) Второй’ плакат требовал: «Стой за Америку! Уоллеса — в президенты!»
Третий же плакат был деловой, без поэзии и без эмоций. Он просто сообщал, что за загрязнение дороги следует штраф от 150 до 250 долларов.
Не знаю, стояли ли здешние москвичи целиком за Уоллеса, предпочитали ли они мыслительный процесс выпивке, но вот третий плакат, как видно, действовал безотказно. Дороги вокруг Московских Мельниц были стерильно чистыми.
Московские Мельницы оказались совсем маленьким городком (-360 жителей) в 8 десятков аккуратных, чистеньких, небогатых, но ухоженных деревянных домиков. В самом центре городка, на сухом, открытом солнцу холме, располагалось, как повсюду в Америке, веселенькое и спокойное кладбище с одинаковыми невысокими каменными белыми плитами, по-похожими на спичечные коробки.