Промедление смерти подобно
Шрифт:
Несомненно было одно — с более волнующей, соблазнительной и красивой девицей встречаться ему не доводилось. Кого бы из его знакомых в условиях болтанки на высоте в двадцать тысяч футов, да еще в воздушном пространстве Франции, так легко и естественно могла осенить такая неординарная мысль — смочить часовые механизмы в тягучем ментоловом ликере? Никого. Но кто она? У нее американский паспорт, говорила она, пусть и не всегда, на чистом английском, имя носит французское. Вероятно, это так и останется для него загадкой. Ну, не идиот ли он?
В одиннадцать вечера Колби вернулся в отель, где его ждали две записки, оставленные дежурным портье. В обеих сообщалось, что звонила Мартина и дважды просила позвонить ей в «Савой-отель». Сердце у него радостно забилось. Конечно, он позвонит!
Телефон в ее номере был занят. В течение сорока пяти минут он безуспешно пытался ей дозвониться, и только около полуночи его попытки увенчались успехом. Говорила она несколько суховато, хотя чувствовалось, что звонку Колби была рада.
— Вы, случайно, не ищете работу? — спросила его Мартина.
На это он никак не рассчитывал.
— Ищу, — с готовностью ответил Колби. — А что вы предлагаете?
— Предложение необычное. Подробнее рассказать о нем сейчас не могу, жду звонка из Парижа, — сказала она. — А вы не хотели бы подъехать ко мне в отель завтра к девяти часам утра?
— Могу приехать прямо сейчас, — предложил Колби. — Вы же знаете, что чувствует человек, когда он без работы: волнение, неуверенность в завтрашнем дне.
— Не стоит, я уверена, что предстоящую ночь вы-то переживете, мистер Колби, — сказала она и повесила трубку.
На следующее утро без десяти минут девять он уже стучался в ее номер в «Савой-отеле». Мартина встретила его с улыбкой. На ней почти ничего не было. Как успел заметить Колби, на завтрак у девушки была сельдь.
Глава 3
Это было погожее октябрьское утро, столь любимое Колби, сколь и редкое для Лондона, на удивление не омраченное ни открытием очередного автомобильного шоу, ни заунывным накрапыванием дождя. На ковер из окна, выходившего на оживленную в этот день Темзу, падал бледно-желтый солнечный свет. Рядом с сервировочным столиком, накрытым белоснежной салфеткой, громоздилось кресло. На столике стояли серебряный кофейник и накрытое крышкой блюдо с подогревом.
— Присаживайтесь, пожалуйста, — пригласила она, указав на кресло у письменного стола.
Косметики на лице Мартины не было, если не считать помады, которой она слегка подкрасила губы. Утреннее одеяние девушки состояло из коротких нейлоновых панталон, лифчика и легкого прозрачного пеньюара, небрежно подвязанного поясом. На одной ноге был отороченный мехом шлепанец. В левой руке она держала тарелку с селедкой, точнее, с тем, что от нее осталось. Мартина села в кресло, перекинув через подлокотник длинные обнаженные ноги, скинула второй тапочек и потянулась, словно кошка. Взглянув на Колби, она, как бы извиняясь, улыбнулась:
— Немного приустала после
— Нет, спасибо, — ответил он.
— Кофе?
— Спасибо, я уже позавтракал.
— Я ее просто обожаю, — сказала Мартина, — я имею в виду сельдь. Каждый раз, приезжая в Лондон, устраиваю себе вот такие селедочные оргии.
— В школе вы учились в Англии, не так ли? — спросил Колби.
Он полагал, что вкусы у человека неизменно закладываются исключительно в юном возрасте, когда еще практически невозможно устоять перед любимым блюдом, и попытки сдержать себя ни к чему не приводят.
— Да, некоторое время. Так вот, что касается работы, о которой мы говорили. Как я поняла, вы писатель.
— Среди всего прочего был и им, — промолвил Колби.
— А что вы писали? Я хочу сказать, в свободное от обзоров по мировому производству баклажанов время.
— Газетные статьи, чаще всего из полицейской хроники. Некоторое время отвечал на письма читателей. В Париже написал несколько сценариев.
Мартина, погруженная в свои мысли, понимающе кивала.
— Вы действительно не хотите копченой сельди? — подняв крышку с блюда, стоявшего на сервировочном столике, спросила она.
— Нет, спасибо, — ответил он и вынул сигарету.
Она вилкой подцепила сельдь, лежавшую на блюде, положила ее себе в тарелку и, словно кошка, накинулась на рыбу.
— А как вы в плане секса? — неожиданно произнесла Мартина.
— Ждал, когда вы об этом спросите, — ответил Колби. — Вот покончите с рыбой, тогда…
— Нет, — прервала его девушка, — я имею в виду ваши писательские способности.
— Не знаю, никогда не пробовал.
— Вероятно, поэтому вам и приходится зарабатывать на жизнь контрабандой часов. У вас несовременный взгляд на жизнь.
— Думаю, так оно и есть, — согласился Лоуренс. — Но я всегда считал, что сексом лучше заниматься в постели, чем на бумаге. По-моему, заниматься подобной писаниной, все равно что жарить мясо на радуге.
— Согласна, но вы никак не поймете, о чем идет речь.
— Хорошо, в чем будет заключаться моя работа?
— Моему другу нужен роман, эдакий постельный вестерн.
— Зачем? — удивился Колби. — Чтобы отыскать в нем нечто, что позволило бы ему почувствовать себя смятым грудями-арбузами?
— Спрос рождает предложение, — пояснила Мартина и, присвистнув, добавила:
— А какой на это огромный спрос! Вы конечно же слышали о Сабине Мэннинг?
— Да. Кто же о ней не слышал?
— Читать ее, не приняв перед этим лекарство, просто невозможно. Так вот, этот мой друг по имени Мерриман Дадли…
— Тот самый, что встречал вас вчера в аэропорту?
— Совершенно верно. Так вот он — доверенное лицо этой Сабины Мэннинг: ведет ее финансовые дела, занимается инвестированием ее средств и тому подобным. Сейчас он оказался в затруднительном положении, а поскольку в этом есть и моя вина, я пытаюсь ему помочь.