Промысел божий
Шрифт:
Он отложил кочергу на шесток, приподнялся, подобрал с пола пару поленьев, бросил в чрево печи и, снова подобрав кочергу, уселся на прежнее место. Помолчал да и заговорил, всё так же глядя в печь:
– Все твои «гости» давным-давно на этой земле. Были они когда-то невероятно сильны – не то, что сейчас. Но пришёл на Киевский стол Владеющий Миром, чтоб его позабыли, и начал куролесить, рушить заповедные устои. Продался греческим попам и принялся Веру славянскую попирать. Капища рушил, сучий потрох, будто сам инородцем родился… Выкормыш своей бабки сумасшедшей. Проклятие славянских народов. И стал человек вместо главного бога…
– Кто?.. – шёпотом вставил Всеслав, слушая жадно и боясь пропустить хоть слово.
– Иисус. Ганоцри. Сын единого бога. Ага, – Хирург привстал, презрительно сплюнул долгим плевком в огонь, снова сел. – Моисея хотя бы спросил, кому и кем он приходится. До сих пор они, к слову, не разговаривают. Ну да ладно. Не сам он, кстати, назначили его эти идиоты.
– Кто?
– Шелухим, апостолы, – Хирург продолжал: – А после и сами богами стали – церковь вообще врать горазда была во все времена: сама про единобожие выла, а язычников, то есть многобожцев, поносила по-всякому. Да сама же многобожие и ввела. Так вот наши и стали терять свою былую силу. Потому что боги умирают, если в них люд не верит, – на этой фразе, не совсем понятной, но отчего-то жуткой, Хирург пристально уставился на Всеслава. Тот сидел как прибитый гвоздями и боялся пошевелиться. Но страшно ему не было. Хирург посмотрел, посмотрел, да и снова вперился чёрными глазами в огонь. Пошевелил кочергой поленья, заговорил опять:
– Вот и мёрли они после: вообще-то, можно было и не умирать, да себя забывать, но до того это необычно да горько было, что уподоблялись людям славянские божества, вот и помирали. Это только в папских сказках бог нипочём умереть не может, а если и так, то непременно воскреснет. На самом деле боги и помереть могут, и снова жить начать. Об этом, кстати, до сих пор люди в Китае и Индии знают. О чем бишь я? – Хирург поворошил кочергой угли, в чреве печи взметнулись искры. – Стало быть, помирали наши боги. И рождались снова, не помня себя. Лишь Перун с Родом да ещё немногие уцелели. Им-то и поныне все возвращённые кланяться должны, как обычные люди. Да… А у Ганоцри, скажу я тебе, просто пи-ар хороший был. Ещё бы: пострадавший бог! Да его же в первую очередь хотелось каждому дураку к груди прижать, приголубить да от врагов укрыть. А после с него же и потребовать должок вернуть: как же, мы-де тебя спасли, теперь твой черёд… Ну, жалели его. Бабы первыми христианами становились. Потому что жалостливые. А у Богородицы, чтоб ты знал, рейтинг вообще всегда выше был. Ей до сих пор гораздо больше людей кланяется.
Всеслав сидел истуканом. В печи трещали поленья, дым гудел в дымоходе. От белёных стен уже расходилось мягкое тепло, легко и аккуратно, словно кошка, ластилось о ноги. Хирург в который раз повернулся к Всеславу:
– Уразумел, что ли? Ты пнём-то не сиди, я тебе повторять не стану.
Всеслав кивнул: он не только понял. Он ещё, как ему показалось, всегда это знал, но как-то не задумывался. А то и забыл крепко…
Хирург махнул узкой ладонью:
– Ладно, гений. Может, ты и впрямь так хорош, как о тебе старшие говорят. А кто к тебе приходил-то, догадался уже?
Всеслав подумал, помотал головой:
– Не очень. Хотя… первый, седенький, может, и был… Перун?
– Был. И есть. И шутить на его счет даже мне не положено. Учти. А второй?
Всеслав помотал головой – мол, не знаю.
– Сварог. Бог-кузнец, мастеровой, наставник по ремёслам. Он потому и фамилию такую себе прицепил.
– Молодой такой, – удивлённо вставил Всеслав, на что Хирург нервно хохотнул:
– Ага. Знал бы ты, сколько он лет после пробуждения живет, не говорил бы.
– Тогда как же?
– Да так же. Нам что дедком древним прикинуться, что мальцом зелёным – это дело вкуса. Ну, как костюмчик выбрать в шкафу. Ты, вот, на меня посмотри так, как умеешь.
Всеслав подчинился, удивляясь, как это он ни его, ни прежних гостей не посмотрел.
Хирург сиял мощно, красиво – как и хозяйка странного дома. И сияние это пульсировало мягко и равномерно, как дышало.
– Я Чернобог, – сказал Хирург. – Ещё Вием иногда кличут. Но так не люблю. Гоголь, чёрт носатый, пропиарил не по-детски… Уж и грозил я ему, – Хирург-Чернобог о чём-то задумался, поворошил кочергой в угольях. – Да ему хоть бы хны, хохлу этому. Не из пугливых был. А веки мне если только по утрам в понедельник поднимать приходится… Ладно.
Он встал с табурета и сказал:
– Мне и честь пора знать. Подопечные заждались.
– Вы врач? – машинально спросил Всеслав первое, что металось в голове. Чернобог слазил руками до затылка, подтянул завязки своей шапочки и ответил:
– Паталогоанатом. Мне там проще. И привычнее. Спроваживаю в Навь подопечных.
– А как же, – Всеслав запнулся, но вспомнил: – Аид? Анубис?
– Что – как же? Братья мои. Или коллеги. Как тебе больше нравится.
Он хмуро зыркнул на Всеслава из-под бровей:
– В богов веруешь?
Всеслав пожал плечами, а Чернобог строго сказал:
– А следовало бы. – Он помолчал и добавил: – Зато еврею не достанешься, – и повернулся, чтобы уходить. Всеслав вскочил с табурета:
– Постойте! Но я-то… Со мной-то что? Зачем это всё?
– Эк, зачастил, – Чернобог неодобрительно покачал головой, помедлил, решился: – Ты славянин. Наш, стало быть. А остальное тебе твой проводник объяснит. Не моё это дело. Ты, знай, берегись, чтоб ко мне на подворье раньше срока не загреметь. Так-то.
И он стремительно вышел вон, унося с собой и кочергу. Лишь сейчас Всеслав заметил, что хозяйская кочерга по-прежнему стоит у печи: выходит, Чернобог притащил сюда свою кочергу. Всеслав стоял столбом и лишь погодя понял, что ждет грохота шагов Чернобога за дверью, но там было тихо. Он подошёл к двери, заглянул в комнату. Пусто – Чернобог исчез так же неожиданно, как и явился.
Пробуждение
Пришёл к Кришне человек и жалуется:
– Я не знаю, ради чего мне жить, Кришна! Весь мир дерьмо, я никому не нужен, кругом эгоисты и сволочи. Как с этим жить?
– А почему ты обращаешься с этим ко мне? – спрашивает Кришна. Человек отвечает:
– Ты весельчак и любимец девушек. К кому же ещё обращаться, если не к тебе? Так можешь ты мне помочь?
Кришна спрятал свою флейту и сказал:
– Помочь тебе я не могу. Но могу кое-что показать.