Пронзающие небо
Шрифт:
— Что он такое говорит?! — испуганно воскликнул Карп, и, видимо забыв, что — это уже подделка, подхватил сильно дрожащей рукой перстень, и намертво сжал его в кулаке. — Я не потерплю, чтобы всякие безумцы…
Но Алёша не дал ему договорить — он сделал ему навстречу, и, видя, как Карп отдёрнулся, сжался, жаждя за чем-нибудь спрятаться — горько усмехнулся:
— Нет — об этом то как раз можете не волноваться — я вас не трону. Лучше волнуйтесь, знайте, что ваша душа и душа этого… ювелира — сейчас в Аду, в Мёртвом мире. Что… что в общем-то нет никакой разницы между углём, и этой драгоценной стекляшкой. Драгоценность этого камня — иллюзия…
— Конечно, иллюзия! —
— Да не в этом дело! — с горечью, громко воскликнул Алёша. — Подделка — не подделка… Поймите — в том безумном сообществе, главной целью существования стали камушки, камни, глыбы — им отдаются все силы, помыслы; из них выбиваются безумные, дрянные образы, которые им, однако ж, кажутся произведениями искусства. Но это ж отражение вашего постоялого двора, душ ваших. Вы, несчастные, вертитесь в этом колесе — волнение, жажда приобретения, обмана, из-за этого боль — вон, вы аж дрожите, пот по вас течёт!.. Поймите ж — на этом пути вам никогда не будет успокоения — до самого последнего дня будете вы ткать безумные, хаотичные (потому что природе, гармонии противные) — планы, как бы завладеть какими-то пустыми формами… Поймите-поймите! Там, в Мёртвом мире их окружают бесконечные поля их этих камней сотканные — они их сгребают, громоздят вокруг себя, и почему-то считают, что — это принадлежит им. Они — отверженные, уже мёртвые ваши тени; но вас то окружает мир прекрасный! Море рядом!.. Безумцы — зачем вы заперлись в этих душных клетях, зачем в адском волнении обманом пытаетесь присвоить частицы того уже принадлежащего всем мира?! Всё это ещё большее безумие, чем у тех ваших отражений! У тех и в окружающем нет гармонии — один чёрный ветер… Так вам всего лишь надо отказаться от ваших привязанностей, которые словно якоря вас держат. Откажитесь от обмана — пройдитесь к морю, на звёзды полюбуйтесь… Что ж ухмыляетесь? Безумцем кажусь?.. Ну, объясните тогда, в чём разница во владении этим камушком и звёздным небом. Камушек вы держите в руках и любуетесь им, звёздное небо вы в руках не можете держать, но тоже ведь любуетесь, и мудрость и серебристый свет его чувствуете… Конечно — слово «Владеть» и в том, и в ином случае неверно, никто из нас вообще ничем не может владеть. Это всё… игра воображения, сон — но при том созерцании, по крайней мере чувствуешь лёгкость, влюблённость; и живёшь по настоящему, и творишь, и растёшь… сквозь это небо.
Тут вновь всё возрастающей болью дал о себе знать медальон. Алёша согнулся, застонал, был подхвачен Олей — она помогла ему дойти до кровати; а ювелир и Карп, которые были зачарованы необычайными для них словами и мыслями, теперь одёрнулись, перебивая друг друга, проговорили:
— Все эти бредовые построения очень легко разбить… Да, да — всё это, ради того только, чтобы вернуть камень себе… Да-да — о собственной корысти позабыл… Именно…
— Ну, довольно. — прервал их Дубрав. — Мы к этому перстню нисколько не привязаны — нам просто понадобились деньги, вот и всё.
— Всё всем требуется. — усмехнулся Карп. — На этом всё и крутится, вертится. — подхватил ювелир.
— У нас нет времени на эти никуда не ведущие споры. Единственное что — есть разница в состоянии лжеца и человека честного. Ежели вы не хотите прислушиваться к совести своей, так что ж — прошу оставить нас…
— Хорошо, хорошо, — прошептал ювелир, положил перстень на стол, ближе к подоконнику и согнувшись в три погибели проскользнул, словно карлик подле старца Дубрава, который выпрямившись в полный рост едва не задевал потолок.
— Не выпускайте их! — проскрежетал, силясь
Бормоча какие-то извинения ювелир прошмыгнул уже к самой двери. Но дверь вдруг распахнулась — ювелир едва успел отскочить, иначе был бы сбит.
На пороге стоял здоровяк, едва ли уступающий в росте Дубраву, но к тому же еще более, нежели старец Дубрав, широкий в плечах, Это был настоящий морской бык. Огромные волосатые руки, кулачищи которые, казалось, предназначались для того только, чтобы проламывать городские ворота при осаде, толстая шея, с ходящим вверх-вниз кадыком; а ноздри свороченного носа шумно сопели. Казалось сейчас он разнесет весь трактир в щепки. Лицо его: нос, небритые щеки и даже лоб, на который спадали свалявшиеся светлые космы давно не мытых волос — все это медленно багровело.
— Капитан Йорг, — промямлил из угла Карп, — тот самый с которым я хотел вас позна…
— А, попался, старый мошенник! — разъяренным быком взревел Йорг и, схватив своей огромной ручищей ювелира, легко, словно пушинку, поднял его под самый потолок, — Слышал я тут, что он тут вам говорил, — грохотал Йорг с заметным акцентом, — перстень значит фальшивый! Ха! У ты, мошенник!
Тут он другой рукой перехватил ювелира за ногу и быстро, так что никто и глазом не успел моргнуть, перевернул его в воздухе, и затряс, рыча при этом:
— Знаю я тебя, старый ты сморчок!
Ювелир жалобно визжал, моля о пощаде, Карп что-то лепетал себе под нос и потихоньку пробирался к двери, старец Дубрав подошел к столу взял положенный там ювелиром перстень, мельком взглянул на него и презрительно сморщившись выкинул в окно.
Вот что-то вывалилось из болтающейся фигуры и покатилось по полу. Йорг, не говоря больше ни слова, и, затем, по прежнему держа его за ногу, вышел в коридор. Спустя мгновение оттуда раздался грохот и жалобный визг…
На миг все умолкло, и Алеша даже понадеялся на то, что их оставят наконец то в покое, однако дверь вновь распахнулась и вошел Йорг, он прошел прямо к старцу Дубраву и протянул ему свою огромную ручищу:
— Капитан Йорг, хоть меня уже и представил вам этот плут, как его… Карп.
— Что вы с ним сделали? — подбежала к нему, сияя огромными, нежными очами Оля.
— А?! — капитан повернулся к ней, вздрогнул, пробормотал рассеяно. — Ну надо ж… Словно… Солнышко… А про кого ты, девушка?
— Про него, про человека, про старичка… Что вы с ним сделали? Как вы могли так обращаться со стареньким!.. И грохот этот… Что вы с ним сделали в коридоре?!.. Тоже мне — сильный, справились!..
— А-а, ты про ювелира. — стараясь говорить пренебрежительно, молвил Йорг (однако ж было видно, что он весьма смущён). — Так он же обманщик знаменитый, что жалеть то? Сам знал, на что шёл?..
— Что же вы с ним сделали? — по Олиным щекам покатились слёзы.
— Ну вот, ну вот… — пробормотал Йорг. — Ну надо ж! И за что такое… Ну, с лестнице я его спустил, и Карпу вслед… пинок дал… Э-нда… Вместе они покатились. Ну ничего — кости то целы. Это им на прок пойдёт. Э-нда…
— Разве же можно так. Ведь им больно. Разве же можно боль кому-либо причинять? Всех любить надо. А перед ними мы извинимся. Да — я прощения молить буду…
— Ну, это уж лишнее. — нахмурил седые свои брови Дубрав. — Не стоят они того. И не поймут твоих слёз — только презрительно посмотрят…
— Пусть, пусть… — тихо, но твёрдо промолвила Оля. — Из-за каких-то камушков — боль причинять — нет — так нельзя…
Дубрав с притворным пренебрежением провёл ладонью по глазам, проговорил, обращаясь к Йоргу: