Пронзающие небо
Шрифт:
— Ну… ну… — залепетал Филипп — метнул испуганный взгляд на Карпа, а тот, сам бледный, трясущийся — погрозил ему кулаком.
Йорг перехватил этот жест, и так сильно ногою, что пол затрещал, и, казалось — сейчас провалиться в нижний этаж.
— Ежели не расскажешь — мы через несколько часов уедем, а ты так и останешься здесь…
Тут всё лицо Филиппа задрожало — и, право, нельзя было смотреть на него без содрогания, без жалости, и вдруг совершенно новым, трепещущим от негодования голосом, он воскликнул:
— Эта та пьянь мой отец?!.. Да — помнится как-то он говорил мне, что
Тут Йорг надвинулся на Карпа, перехватил своей громадной ручищей за шею, и захрипел грозно:
— А ну сознавайся — откуда он у тебя…
— Сынок мой! — испуганно взвизгнул, и ещё больше сжался Карп.
— Ну вот что: я специально на несколько часов отложу отплытие "Чёрного ястреба" — я пойду и выложу городскому судье все те грязные делишки в которых ты замешан, и мне плевать, что кое в чём и я замешан. Так и знай — тебе не владеть этим трактиром…
— Помилуйте…
— Выкладывай!..
— У пир… пир-ратов куп-пил… — толстые губы Карпа задрожали, и вдруг он зарыдал крупными, мутными слезами. — Только помилуйте… помилуйте! Не прижимайте так! Я всё-всё выложу!.. Нужен был работник, вот я и навёл, так сказать, некоторые связи, вышел на их пиратского капитана, а через него…
— Кто родители его?!
— Истинно, истинно не знаю! А Филиппом уж я его назвал. Вы только не слушайте, что он про побои да про голод говорит. Это всё от его злого сердца! Он очень чёрствый, неблагодарный мальчишка. Но я его любил! Да! Очень любил! Холил, кормил!..
Йорг повернулся к Филиппу и повелел:
— А ну-ка подыми рубаху…
Филипп, всхлипывая подчинился. И тут всем открылось, что тело его — кожа да кости; что всё оно покрыто свежими и старыми ссадинами, синяками.
Йорг побагровел и занёс свой громадный кулачище над сжавшимся, жалобно стонущим Карпом. Этот суровый капитан, и впрямь бы ударил, и вышиб бы дух из трактирщика, но вновь вмешалась Оля — подобно солнечной волне окутал Йорга её голос:
— В мире и злобы, и боли хватает. Кому же будет легче ещё от этого? Отпустите этого несчастного человека… Он так беден, слеп…
— Да, да — я очень беден! — жалобно залепетал Карп. — Постояльцы, такие постояльцы!.. Одно разорение…
Йорг медленно опустил кулак, и выдохнул из широченный своей груди целый поток раскалённого гневом воздуха, потом, глядя куда-то поверх Карпа проговорил:
— Посмотри на эту девушку и запомни — только благодаря ей, ты, подленькая душонка, остался сегодня жив. Да, да — посмотри повнимательнее, запомни её. Я уверен — она самое прекрасное, что ты видел…
— Да, да — я очень рад… — вытирая дрожащей рукой со лба пот, пробормотал Карп.
— Филиппа мы забираем с собой.
— Забирайте, забирайте — очень мне нужен этот негод… несчастный мальчик.
— За простой нашей команды ты не получишь ни гроша.
— А?.. То есть как — это ж…
— Иначе к судье!..
— Да, да… О-ох, разорение! О-ох, беда! — с этими восклицаниями Карп выскользнул в коридор.
— Ну вот… — с некоторой усталостью вздохнул Йорг. — Теперь, трусливая душонка, забьётся в какую-нибудь трещину — как таракан, истинно! — и будет там сидеть, дрожать — выждать, когда же мы уплывём… Ладно — перед отплытием "Чёрного Ястреба", у меня ещё много дел, а уж скоро светает…
Йорг уж повернулся, собирался выйти, но вот остановился, положил руку на плечо Ярослава, пророкотал одобрительно:
— А ты показал себя молодцом — заступился за товарища, не испугался боли. Из тебя хороший моряк вышел бы…
— Капитан! — не дослушав его, в сильном волнении воскликнул Ярослав, побледнел, пробормотал. — Вы должны понять — я сейчас так волнуюсь. Сейчас — такой важный момент… А вдруг вы… — он опустил голову, но вот собрался, и уже чётким голосом, глядя прямо в глаза Йорга отчеканил. — Плавать по морю — моя главнейшая, единственная мечта. Ради Моря любимого, оставил я родительский дом… Впрочем — здесь всё лучше изложено…
И Ярослав протянул Йоргу футляр, в котором лежала бумага, прочитанная Дубравом и Вами, ещё в Дубграде. Капитан раскрыл футляр, повертел в руках бумагу, и проговорил в некотором смущении:
— Дело в том что я…
— Давайте я прочитаю. — Дубрав принял из его рук лист и очень выразительным, передающим чувства Ярослава голосом, зачитал те кривые буковки.
— Вот морской дьявол! — воскликнул Йорг, и дружески хлопнул Ярослава по плечу — однако ж не рассчитал сил, и мальчик, не поддержи его Оля, повалился бы на пол. — Дьявол! Дьявол! — восторженно ревел Йорг. — Это ж вылитый я в пятнадцать лет. Беру тебя в команду… И первое твой плавание будет тяжелейшим… — лицо капитана несколько омрачилось. — По видимому, придётся померяться силами со Снежной колдуньей. Ну ничего — ты я, вижу рад?!..
— Рад?! Рад ли я?! Да я… я весь горю!.. А можно я сейчас пойду с вами?! Разве ж я смогу теперь оставаться на месте?!.. Лететь!.. Эх, почему у меня нет крыльев?!..
Ярослав весь сиял, по щекам катились слёзы счастья, вот он порывисто бросился обнимать Филиппа, а тот отшатнулся, и тихо прошептал:
— А как же я?.. Куда я пойду? Что мне делать? Чем жить?.. Я ведь никого-никого здесь не знаю. Но… я всегда мечтал о море! Ах, как бы я хотел взойти на палубу и стать матросом… — и тут неожиданно он пал на колени, и слёзно взмолился. — Пожалуйста, пожалуйста возьмите меня с собою…
— Ну вот — час от часу нелегче! — вздохнул Йорг. — …Ты с коленей то подымись — возьму я тебя юнгой, возьму. Будете два друга — так легче освоитесь. Всё — теперь пойду — итак уже непростительно много времени потерял.
Когда тяжёлые шаги Йорга смолкли в отдалении, Ярослав обратился к Филиппу:
— Эх, что же ты! Нет, право — не понимаю, как ты мог столько выдерживать?! Рядом, может в десяти минутах ходьбы — море, которое ты любишь, а ты годами прозябаешь в этой вонючей дыре, терпишь побои этого сумасброда!.. Я бы в первый же день бежал!.. Нет — ты, право, расскажи, как ты вытерпел?..