Пронзающие небо
Шрифт:
— Конечно-конечно, но вы не забудете о моих услугах…
— Вниз! — крикнул Алёша.
Алёшин крик "Вниз!" подхватила вся его подхалимская свита — повторяли они это слово точно заклятье, двинулись было вниз, в сторону платформ (а поднимающих вверх-вниз платформ здесь было с несколько десятков); но навстречу, снизу и так поднялась одна платформа — и оттуда выбежало десятка два человечишкой, который не были частью окружающей громадной толпы, потому хотя, что их лица прямо-таки дрожали от ужаса — они смертно бледные, сжавшиеся — они, только вырвавшись в эту, верхнюю часть мира, сразу завопили такими истошными, пронзительными голосами, что произошло волнение гораздо большее, нежели бывшее по прибытии Алёши.
— Бедствие великое! Всё изменяется! Рушится! Восстание!
И вот работа была прервана — все обернулись, все замерли, выжидая продолжения — этот за невообразимо долгое время отлаженный, но безумный механизм дал сбой — из бездны нижних уровней продолжали поступать кипы листов, механизмов и механизмиков, но их уже никто не разбирал, и за краткое время уже образовались массивные груды, которые отчаянно шипели, брызгали чем-то раскалённым, смрадным — в общем, совершенно невозможно было вблизи них находиться (однако ж находились — стояли и слушали).
— Всё-всё рушится! — вопили обуянные ужасом лики. — Теперь из ям лезут уже не простые ничтожнейшие! О нет — они подвержены новым еретическим идеям…
Тут разом несколько голосов заявили:
— В таком случае применительно растаптыванье и сброс обратно в ямы для дальнейшей переработке.
В ответ — вопли ужаса:
— О, нет, нет! Дело в том, что — это происходит повсеместно…
— Что — на всей протяжности хребтовой галереи?!..
— Да-да — из каждой ямы, число выбравшихся заряжённых новыми, непозволительными идеями не поддаётся учёту.
— Направить на них отряды второго уровня…
— Дело в том, что весь второй уровень уже составляют восставшие!
— Что?! Что?! Что?! Что?! Что?!!!!.. — тысячи и тысячи голосов слились в один беспрерывный, всё нарастающий и нарастающий вал — вот теперь пробудился в них ужас.
Когда вновь завопили прибывшие снизу, то рухнула не разобранная, успевшая вырасти на десятиметровую высоту груда механизмов — она завалилась на собранный усердно и бессмысленно работавший механизм, и при падении проломила его; тут же с треском взвились ядовито-многоцветные языки пламени, принялись пожирать дрыгающееся в агонии костяное переплетение, и расходились всё сильнее и сильнее, всё большие жаром веяли, надувались пузырями, лопались оглушительными раскатами — несколько из стоявших поблизости были объяты пламенем, бешено вопя, слепо стали пробиваться через толпу, что, конечно, только усилило общий ужас.
Когда подоспело ещё несколько платформ, и с них тоже высыпали, и тоже принялись вопить, то Алёше не малых усилий понадобилось, чтобы выстроить из потоков слов сведения. Всё же он понял, что во всём великом множестве нижайших ям произошло нечто, что заставляло вновь выбравшихся ничтожнейших полностью менять своё поведение — складываясь в мизинчатых карликов, они отказывались драться друг с другом, но толпами бежали к лестницам, там. совершая одну из величайших ересей, по собственному желанию вырастали до карликов второго уровня и…
— Вся галерея уже переполнена ими!.. Они рвутся вверх!.. Они мчатся вверх, они хотят стать такими же как мы без Великой Ночи!.. Великая ересь! Восстание!..
Смятение достигло наивысшего своего предела и многие метались уже без всякого подобия мысли, схватившись за голову, жалобно стеная — кое кто и вниз срывался. Но вот, с оглушительным треском, переполняя бумажный подъёмник стало выползать нечто новое, пышущее ослепительным, кровяным цветом — в этой крови желтело нечто, напоминающее хаотический разброс линий, но на самом деле — местную письменность. И вот зазвенели восторженные голоса:
— Это послание от Наивысшего! Всё — мы спасены! Победа! Наивысший одержит победу!..
Они ухватились за эту мысль и уверились в ней столь же скоро, как и в том, что Алёша — не еретик, а Высочайший Гость.
— Читайте! Читайте! Читайте! Читайте!..
Алёша чувствовал, что теряется, растворяется во всём этом хаосе — он понимал, что каждое слово, каждое действие, вообще — каждый образ окружающее, есть не только бессмысленность, но и болезнь, безумие — однако ж ярость волнами леденила из сердца, и он поддавался этому чувству; оно исполинскими вихрями закручивало, надрывало — и он, скрипя зубами, и всё сильнее и сильнее сжимая нестерпимо ломящую голову, чувствовал, что сейчас вот броситься и будет вопить вместе со всеми, пожалуй ещё и бить и сбрасывать этих ненавистных, мученье приносящих вниз — и так до тех пор, пока его самого не сбросят — только вот он вцепиться в того, кто его столкнёт, и пока будет падать, пока не расшибётся, всё будет грызть, разрывать этого мерзкого, этого… Врага. Страшная эта картина пронеслась перед Алешей настолько отчётливо, что он разжал голову, и силой перехватил за запястье стоявшего поблизости, зашипел страшные слова проклятья, но тот настолько был поглощён иными словами, что даже и не заметил этого. Разом несколько голосов, надрывая связки, читали прибывшее, ослепительно окровавленное послание:
— …В связи с чрезвычайным положением — Восстание категории А-экстра, приказываю привести в действие механизмы плавки в нижних уровня пламени каждых из рёбер. Устремившееся вниз расплавленное костное существо должно залить всех заговорщиков. Жители иных уровней, и в особенности жители открытых верхних уровней должны быть готовы к сильной тряске, возможно и к наклону поверхности, из-за изменения толщины рёбер…
И на всё это было одно чувство, выраженное в долгом, долгом вопле, повторяющем слово "Гениально!" и "Спасение!", во всех возможных комбинациях; потом пришёл первый толчок, некоторые повалились, но всё равно продолжали торжествующе вопить. Несколько человек — по видимому знатнейшие, удостоились того, что выделились из массы жаждущих, и удостоились подойти к тому самому смотровому аппарату, возле которого незадолго до этого стоял Алёша; все они причудливо изогнули свои головы, тела вывернули и приложились к стёклышкам — перебивая друг друга, принялись вопить о том, что видят. Алёша слышал обрывки слов:
— …Включить максимальное увеличенье!.. Так — видим — всё внизу переполнено восставшие! Какое множество! Их сотни тысяч, миллионы! Из тысяч отверстий вырываются беспрерывным потоком! Негодяи!.. Ага — вот из основания рёбер бьют потоки расплавленного костного вещества! Толщина потоков сотни метров! Заливает ненавистных! Они тысячами гибнут! Плавятся! Ха-ха-ха! Славься, славься, Мудрость Наивысшего!..
Но тут случился рывок гораздо более сильный нежели прежний, от этого рывка Алёша подлетел метра на два вверх, а когда повалился назад, то понял, что его сносит ветром — дело в том, что те двое, которые всё это время его поддерживали, и которые ничем больше не выдавали своего присутствия (так что Алёша в конце концов и позабыл об этих) — эти рывков они были оторваны куда-то, и юноша вновь попал во власть могучего, беспрерывного на этой высоте урагана. Меж тем поверхность на которой разворачивалось это суетливое действие начала кренится — и крен всё увеличивался; многие стоявшие ближе к краю срывались, и размахивая руками и ногами, летели в бездну, вопили некую причудливую смесь из ужаса и восторга. Алёша чувствовал, что и его несёт туда же, вспомнилась бездна, из которой подымали его, и отчаянно захотелось остаться — он пытался уцепиться за кого-нибудь из недавних своих лицемеров, однако ж они уже совершенно про него позабыли — точно снежинки ветром, были увлечены новым потоком чувств — они отталкивали его, так же как отталкивали каждого, сами пытались в кого-то вцепиться, но и их отталкивали — происходила некая жуткая из-за постоянной гибели, круговерть.
И вот Алёша почувствовал, что он уже не стоит на ногах, но падает. Тогда он завопил, выставил руки и… разодрав ладони в кровь вцепился в тот хаотический, неописуемый прибор, назначением которого было показывать разные части прибора. Ни он один вцепился в эту конструкцию; некоторые даже умудрялись по прежнему примыкать к стёклышкам, истошно выкрикивать о происходящем внизу — вот один завопил:
— Слишком много наплавили! Катастрофа! Одно из рёбер падает!.. Падает!..
Алёша вспомнил ту, вздымающуюся на многие вёрсты громаду, которой представлялось ребро, если глядеть на него снизу и… не смог представить, что должно произойти, когда рухнет такое… ведь в каждом из рёбер был пусть и безумный, но мир, были миллионы его составляющий.