Пронзающие небо
Шрифт:
— Вон он! Это их атаман, держи его! Сети готовь, отвезем в Белый град, там его государь судить будет.
Соловей повернул коня к большому дому, который еще стоял не тронутый огнем, однако в окнах его трепыхалось отражение пламени и казалось, что дом пылает изнутри. От соседних, пылающих домов, летели, вихрясь, к этой постройке, снопы искр, впивались в крышу в стены — раздавался треск, и вот-вот эта громада должна была вспыхнуть…
— Оля! Оля!!! — это Алёша кричал — он из всех сил бежал по улице.
Он хотел ворваться в дверь, однако же не мог — из дверей
— Оленька! Что же ты?!.. Беги скорее! Беги!.. — так, продолжая высаживать окно, кричал Алёша.
Оля хотела бежать, когда начался пожар, когда посыпались на этот дом искры, и, когда вместе с Жаром вылетела в коридор, первое что услышала — детские крики из соседней двери — там, за массивной дверью этого пустынного коридора, рыдал маленький ребёночек, всё звал свою маму. А мама ребёночка была на пиру и сейчас лежала, погружённая в тяжкий сон …
Ольга толкала дверь — но что могла сделать она, хрупкая девушка, против этой дубовой плоти?.. В это время загрохотало, затрещало на крыше пламя, и весь дом передёрнулся так, будто он был живым — от боли задрожал, и дальше уж дрожь эта не прекращалась, но всё возрастала.
Тогда Жар с налёта бросился на эту дверь, дверь затрещала, дёрнулась, но выстояла. Ещё один наскок, ещё, ещё — дверь сотрясалась, но выдерживала — пёс же бил не жалея себя.
Из под потолка уже пробивались густые пряди дыма, да и искры сыпали; вот-вот должно был нахлынуть огненный ад. Тогда Оля проговорила ясным, громким голосом:
— Ты только знай — не оставлю я тебя…
И бросилась по коридору обратно в ту комнату, где была прежде с Алёшей. Распахнула окно и невольно отшатнулась — целый сонм крупных, шипящих искр ворвался в комнату, тут же занялись простыни; за окном из-за карниза сыпали пылающие обломки, надсадно ревело где-то над головою пламя; с улицы же врывались отчаянные крики, хрипы израненных, умирающих.
Оля шагнула на узенький карниз, в десяти метрах под которым поблёскивала грязным, с кровью смешанными водными потоками, обнажившаяся в этом жаре мостовая. Не видя иного выхода, Оля задумала пройти по этому карнизу до комнатки с малюткой, а потом — звать кого-нибудь внизу, чтобы поймал. Если не её, так одну малютку.
Пламя жадно впивалось в крышу, и крыша вот-вот должна была рухнуть. Наконец комната — окно конечно закрыто изнутри — за ним — дым — из дыма — полный ужас, задыхающийся крик ребёнка. Тогда Оля стала надавливать на стекло — вот стекло затрещало и она оказалась в этой маленькой комнатке. В это же самое время прогнувшиеся доски не выдержали, и лопнули, плеснувшись к полу пламенем — половина комнаты тут же оказалась заполонённой огненными вихрями. Раскалённый воздух метнулся Оле в лицо, но она даже не прикрыла его руками: пристально оглядывалась Тут обвились вокруг ног её тоненькие ручки, голосок тоненький прошептал:
— Мама, мамочка, пришла… Забери меня отсюда, пожалуйста…
Она, прежде всего опустилась перед ним на колени, за голову обняла, прошептала:
— Всё будет хорошо, миленький. Ты только осторожно — здесь стекло выбито. Ну ничего — я сейчас тебя на руки подхвачу…
Она подхватила маленького на руки, и он сразу личиком уткнулся ей в шею, так что она почувствовала его ещё тёплые, невысохшие слёзки. Вот она склонилась над окном, выглянула вниз — там стремительно пробегали люди-снежинки, а совсем рядом кто-то отчаянно рубился, окровавленный падал на снег.
— Люди! Люди! Остановитесь! Помогите нам!
Позади страшный грохот, огненный буран обжёг спину Оли — она прижала к себе успокоившуюся малютку, и нежно целовала его в лобик:
— Ну ничего, ничего — я всё равно тебя не оставлю…
В коридоре неистовствовал, пытаясь выбить дверь Жар — и этот могучий пёс уже разбил и лоб и плечи в кровь, дверь трещала выгибалась, но была сделана на славу, из крепчайшего дуба, а потому ещё выдерживала. Вот в коридоре тоже стал рушится потолок, и одна пылающая балка задела пса — он завыл почти человеком, и тогда Оля закричала:
— Беги, Жар, беги!.. Верой и правдой служи Алёше…
И тут снизу, с улицы:
— Ольга! Прыгай! Я поймаю тебя!..
— То подскочил на своё вороном коне Соловей, рядом бежал и Алёша.
И тогда Оля, прижимая к груди ребёночка, прыгнула с десятиметровой высоты на руки Соловью — тот поймал её, и одновременно крыша провалилась, вокруг посыпались пылающие балки, конь извернулся, но всё же одна ударила в плечо Соловью — Оля не пострадала, потому что предводитель разбойников загородил её — он заскрежетал зубами — плечо было раздроблено; левая рука тут же повисла, и он уже не мог ею двигать. Но вот выпрямился — огляделся взглядом, в котором уже не было прежней ярости, но только тоска.
Победа солдат над разбойниками была явной: предательство Луки сыграло не малую роль — многие полегли, так и не поняв, что враг зашел к ним со спины. Теперь лишь отдельные кучки отчаянно рубились с напирающими солдатами.
Голос Соловья прозвучал так громко, что, казалось, стекла в большом доме вот-вот вылетят:
— Надо уходить! Вы то как: остаетесь иль со мной?
В это время из-за угла объятого пламенем дома вылетел Жар — хотя он прихрамывал на заднюю ногу, но нёсся почти так же быстро, как и прежде.
— С вами, конечно! — крикнул сквозь гул пламени Алеша. — Не даваться же в руки воеводы! Опять в повозку, да в Белый град?!..
— А как же Ярослав? — молвила Оля.
— Ярослав — конечно… — вздохнул Алёша. — Столько всего… — он в мучении оглянулся, увидел ещё несколько смертей.
— Скорее — враги уж близко! — процедил сквозь сжатые зубы Соловей.
Втроем уместились они в седле и Соловей крикнул своему вороному коню:
— Ну, Вихрь! Не раз ты меня выручал, из беды вызволял, от врагов уносил, вот и сейчас скачи со всех сил! Ну!