Пропагандист
Шрифт:
— Жестко, — заместитель Косыгина откровенно удивился.
— Он прав, Кирилл Трофимович. Я тоже пообщался с товарищами от Суслова, и мне чуть плохо стало. Они не видят ничего! Вообще, ничего! Но что самое вредное: у партии благодаря им нет сейчас противоядия и плана на будущее. Одно дело трещать на выступлениях, повторяя из года в год одно и то же. Другое, участвовать в настоящей политической борьбе.
Мазуров нахмурился. Видимо, такая рекомендация его коллег ему не пришлась по нраву:
— Ну, вы уж это… не заговаривайтесь. Не видели вы просто воочию эту самую борьбу.
— Вот тут вы, Кирилл Трофимович, здорово ошибаетесь. На своей шкуре
— Извини, все забываю, что ты также ветеран. С ума сойти, ветеран войны на советской территории.
Мазуров на секунду прикрыл глаза ладонью. И внезапно Мерзликин вспомнил, что слышал о нем. Член Минского подпольного обкома партии и уполномоченный Центрального Штаба партизанского движения Мазуров воевал с августа сорок первого. В партизанское движение попал после ранения, полученного на выходе из окружения. При его личном участии во всех отрядах были созданы комсомольские организации, обеспечен заметный приток молодежи, организована военная учеба. Тысячи километров он прошел по лесам и болотам Белоруссии. Это настоящий ветеран, видевший многое! И что еще более определяюще характеризовало его, как человека. Именно Мазуров участвовал в создании мемориала на месте сожженной карателями «Хатыни».
— Все нормально. Мы разные полюса одного мира.
Мазуров глянул на Мерзликина с любопытством.
— Есть у вас дар облекать сущности в слова. Не хотите применить его на пользу дела?
— Как я понял, мы для этого и приехали к вам?
Член Политбюро скользнул взглядом по людям из будущего:
— Правильно понимаете. Скажу откровенно, мы пока не в силах подвинуть Суслова. Очень уже его Леонид Ильич обожает. И поэтому приняли решение организоваться на ресурсах Совета Министров. У нас есть Государственный комитет Совета Министров СССР по телевидению и радиовещанию, Госкомитет по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. Мы можем использовать газету «Известия» и «Советская Россия». Семен и Анатолий переглянулись. Последний откашлялся, прочищая горло.
— Это огромная мощь.
Мазуров снова улыбнулся:
— Понимаете. Это хорошо.
— Мои задачи, кому я подчиняюсь?
— Будете входить в Комитет по информации при Совете Министров СССР. Подчиняетесь непосредственно мне. Должность мы вам придумаем. Но работать в комитете будут в основном советские люди. Лосев так и останется вашим куратором от Центрального комитета. Можете обращаться к нему по рабочим вопросам.
— Могу ли я участвовать в выборе сотрудников?
Мазуров на миг задумался:
— Предлагайте. Составьте список и отправьте мне курьером. После создания Комитета перевезем вас в Москву и ознакомим непосредственно с задачами. А пока составьте список возможных дел и также отправьте мне.
Мерзликин задумчиво уставился на всемогущего Члена Политбюро и решился на вопрос:
— Мои предложения будут рассматривать в вашем обновленческом междусобойчике?
Мазуров нахмурился:
— Я все понимаю, Анатолий Иванович, но вы все-таки следите, пожалуйста, за словами.
— Просто я не знаю, как вас называть.
Заместитель Косыгина дернулся и в итоге сам задумался.
— Я вам сообщу. Пожалуй, нам и самим надо подумать. Пора придать некий официоз намечающемуся процессу. И мы обязательно это обсудим. Потому что я считаю, что именно ваш взгляд из будущего будет для нас необычайно важен.
— Спасибо за доверие, Кирилл Трофимович. Постараюсь не подвезти вас.
— Был рад пообщаться.
Глава 13
Москва. 16
В неприметном сером здании, построенном в духе конструктивизма тридцатых по вечерам собирались весьма примечательные личности. В соседнем, центральном корпусе царила секретность, поэтому поводили диспуты в подсобном давно не ремонтируемом флигеле. Но кого из них могли смутить облезлые стены и стертые полы, не знавшие краски со времен Николая Булганина. Комплекс этих зданий принадлежал Совмину СССР.
По причине пятницы люди немного отпускали вожжи, и потому на простом столе, покрытым старой клеенкой были щедро расставлены бутылки с сухим вином, трехлитровые банки с соком, также на газетах лежала нехитрая снедь. Сырки плавленые, колбаса докторская, хлеб белый и черный, яблоки. Последних было отчего-то много. Мерзликин поначалу говорил мало, больше слушал. Его в первые разы посещения сего неформального мероприятия крайне поразили довольно смелые мысли некоторых хроноаборигенов.
Пусть разброс мнений был излишне широк. От откровенного оппортунистического, сдобренного щедрой порцией маоизма и троцкизма до наивных идей, навеянных дешевой советской фантастикой а-ля ранние Стругацкие. Этих Анатолий терпеть не мог еще с молодости. Как можно писать о людях подобную чушь, зная их подноготную? Выдумывать коммунистического коня в сферическом вакууме. А ведь братья ведали, что из себя представляет человек. Позже, в более мрачных и злых произведениях они отлично показали всю людскую черноту и неблагодарность. Или в начале творческого они еще питали некие надежды? Человеческая душа-потемки!
Его первоначальное молчание некоторые местные позёры приняли за отсутствие собственного мнения и идей. Впоследствии об этом очень горько пожалели. Анатолий с легкостью размазывал их «построения на песках». Доказывал фактами из будущего, что времена «маниловщины» и все еще живущих среди интеллигенции дум в духе «народничества» давно позади. За что получил едкое прозвище — Абаддон, ангел бездны. Откуда, кстати, у атеистов подобные познания?
Сейчас уже мало, кто осмеливался бросить вызов одному из руководителей «Министерства правды». Так хроноаборигены обозвали Комитет по информации при Совете Министров СССР. Больно уж резко те начали идеологическую обработку непривычных к непосредственному обращению со стороны властей советских граждан. Странно им, что к ним стали обращаться, как со взрослыми людьми. Открывая то, о чем еще совсем недавно было страшно подумать. В среде творческой интеллигенции ожидаемо с неприкрытым злорадством встретили потуги высших функционеров партии и правительства. Как же их припекло знанием из будущего, раз пошли на беспрецедентные меры. Нот от богемы и клоунов не ожидали иного.
Вот и сейчас Мерзликина будто бы невзначай попросили пояснить прошедшие недавно передачи о международных делах. Марк Ройзман, один из ярчайших физиков-теоретиков НИИ ТП нескрываемо горячился:
— Правильно ли показывать всю мерзость капиталистического мира? Не перебор ли? Мы и так знаем, что та система несовершенна. Почему бы не обратить внимание на нашу?
Подтекст вопроса был прозрачно ясен для всех. К чему множить идеологически выверенную по лекалам пропаганду еще одним черным мазком? Слабо обругать закосневшую компартию? Анатолий держал в руках обычный граненый стакан с болгарским дешевым вином «Меча кровь». Средства позволяли пить здесь из хрусталя и закусывать сервелатом со шпротами, но дешевый антураж — это одна из форм протеста хроноаборигеновой интеллигенции.