Пропала женщина (сборник)
Шрифт:
Джеффри поднял бокал.
— Выпьем! Я не слишком много болтаю?
— Что вы, очень интересно! Продолжайте.
— Ну так вот. Крейсер был довольно дряхлый, но мы все же неплохо повеселились в Тихом океане. Нам было приказано найти и потопить немецкое вооруженное торговое судно, но мы искали его три месяца и ни разу даже не видели. Из этого рейса мне больше всего запомнился пикник, который мы устроили в Перу, на окраине небольшого городка. Двести матросов, соленый арахис, бутерброды с котлетой, пиво. А вечером танцы: к нам на пикник сбежались соломенные вдовы со всех окрестных городишек.
— Да, такое, понятно, не забудешь. А как с производством?
— Через некоторое время я вернулся в Англию, обучался на разных курсах и наконец был произведен в младшие лейтенанты. Я слышал, как ребята говорили о радарах, и мне стало интересно. Я попросил назначение в отряд радарного управления истребителями. Меня направили на конвойное судно, затем я попал на «Инкорриджибл». Мы участвовали в большинстве крупных боев в Тихом океане, даже доходили до Японии. Собственно говоря, мои самолеты вылетели бомбить Токио, когда по радио сообщили о капитуляции Японии. Как же было приятно им телеграфировать: «Возвращайтесь, ребята, война окончилась».
— Вы так это все рассказываете, точно были не на войне, а на увеселительной прогулке.
— На расстоянии все кажется приятнее. Иногда нам приходилось работать по двадцать три часа без передышки.
Джеффри обмяк на стуле, словно его охватила усталость при одном воспоминании об этих днях.
— Не знаю, по какой причине, — сказал он, — то ли от выпитого вина, то ли от вашего присутствия, но на душе у меня как-то легче, несмотря на то что меня подозревают в убийстве.
Памела чуть не выронила из рук чашку с кофе.
— Что за чушь? — воскликнула она.
— Правда-правда. Инспектор старался меня успокоить, но тем не менее я в списке подозреваемых.
— Вы слишком впечатлительны.
— Ничего подобного. Дело в том, что отец оставил мне наследство.
— В этом нет ничего особенного.
— Я не могу доказать, что я этого не делал. А все остальные могут.
— Что за нелепость, — нахмурившись, сказала Памела.
— Я же вам сказал, что из вас никогда не получится врач.
— То есть как?
— Если к вам поступит молодой человек с голубыми глазами и черными кудрями, вы посмотрите на него и скажете: «Не может у него быть аппендицита — такой симпатичный молодой человек! Положите его в постель и дайте таблетку аспирина».
Памела рассмеялась.
— Вздор! Я знаю, что в человеке легко ошибиться, и знаю, что интересный мужчина может оказаться последним негодяем. Но как бы вы ни уверяли меня, что способны на убийство, я в это ни за что не поверю.
— Могу только сказать, что это отнюдь не научный подход. Вот инспектор — человек более здравомыслящий. Он задал мне несколько очень щекотливых вопросов.
— Они, наверное, всем их задают.
— Как мне надоело это слышать! Он меня уверял в том же. Так или иначе, боюсь, что многие будут думать, что это сделал я.
— Многие! — воскликнула Памела с уничтожающим презрением. — А что вам до них за дело?
— Я отдал бы все, чтобы нашли действительного убийцу.
— Лучше постарайтесь об этом меньше думать. Занимайтесь своей работой, приглашайте меня иногда в ресторан, внушите себе, что ничего этого не было.
— Замечательный совет. Может быть, мне и удастся все забыть, если вы мне поможете. Кстати, вы, случайно, не обручены?
Она показала ему левую руку.
— Видите — никаких следов кольца.
— А я весь вечер пытался рассмотреть, есть кольцо или нет.
— Ну вот, одной заботой меньше. Мне ведь всего двадцать три года.
— Это ничего не значит. За год или два можно бог знает что натворить.
— Я разборчива, — сказала Памела. — И у меня очень мало времени.
— А я думал, что все студенты-медики…
— Это было справедливо, когда в медицинские институты принимали только мужчин. А я думала, что все моряки…
Джеффри засмеялся.
— На моей совести не так-то много грехов. Я, наверное, тоже разборчив.
— По-моему, мы достаточно наговорили глупостей, — сказала Памела. — Наверное, выпили лишнего. Когда я завтра буду вспоминать этот разговор, то буду страшно ругать себя.
— А я буду хранить память о нем всю жизнь.
— Господи, вы впадаете в сентиментальность! Того и гляди, прослезитесь. Видно, нам пора идти. Это был очень приятный вечер. Большое вам спасибо.
И Памела с решительным видом поднялась со стула.
На обратном пути Джеффри вел машину очень осторожно и очень медленно. Оба молчали. Потом он сказал:
— Мне кажется, что я в вас влюбился.
— Ерунда. Мы знакомы только двадцать четыре часа.
— Я тоже сосчитал часы. А почему мне нельзя в вас влюбиться? Вы красивы, умны, добры…
Памела нахмурилась.
— Пожалуйста, перестаньте, — попросила она. — Вы меня совсем не знаете. Какой же вы, однако, импульсивный человек. Честное слово, это даже смешно.
Джеффри замолчал. Некоторое время спустя Памела проговорила:
— Вы сердитесь на меня?
— Мне не за что на вас сердиться. Я действительно импульсивный человек. А сегодня к тому же я не в себе. Но ни слова из того, что я сказал, я назад не возьму, — с вызовом закончил Джеффри.
— Я вовсе не хочу, чтобы вы брали свои слова назад. Вы мне нравитесь. Я не вижу нужды притворяться. И мне хотелось бы вам помочь.
Лицо Джеффри опять омрачилось.
Остановив машину возле дома доктора, Джеффри посмотрел на Памелу и сказал:
— Доброй ночи, Памела. Вы не представляете, как мне не хочется с вами расставаться. Какой это был чудесный вечер!