Пропавшее войско
Шрифт:
Было очевидно, что подобный исход привел бы к катастрофе и основная часть армии, брошенная на произвол судьбы, довольно скоро погибла бы, а вторая через некоторое время разделила бы ее судьбу. Софос сказал, что нужно двигаться вперед до того места, где льда на реке нет, а после никаких затруднений не будет. И подкрепил слова одной из своих любимых фраз: «Боги всегда помогают тем, кто идет вниз». Худшее скоро останется позади. Все это обеспокоило меня еще больше.
Разыскать человека в многотысячной колонне, растянувшейся на полпарасанга, — предприятие практически безнадежное, но я знала, где и как аркадийцы становятся лагерем во время привала, и после нескольких бесплодных попыток мне удалось его найти.
— Как твой живот? — спросила я, прежде чем он сообразил, кто перед ним.
— Это ты, девочка? Живот в порядке. Иногда побаливает и слегка беспокоит, особенно когда там целыми днями пусто. Но, как говорится, могло быть и хуже.
— Мне нужно с тобой побеседовать.
— Я надеялся на большее.
— Если Ксен тебя услышит, он снова вспорет тебе брюхо, но сначала отрежет яйца.
— Я весь внимание, — ответил он поспешно, улыбаясь своей широкой улыбкой взрослого ребенка.
— Расскажи мне о великой войне.
— Зачем?
— Ни за чем. Просто отвечай.
Никарх посмотрел на меня искоса, словно пытаясь по глазам понять причину столь странного вопроса, а потом сказал:
— Я не принимал в ней участия: был тогда слишком маленьким.
Ну конечно. Как я об этом не подумала?
— …А вот наш командир принимал и все уши нам прожужжал рассказами о своих подвигах. Однако, девочка, великая война длилась тридцать лет, и никто в мире не сможет рассказать тебе, что там случилось, кроме, может быть… Эй, а почему ты не обратишься за этим к своему Ксену, летописцу? Он знает гораздо больше меня.
— Потому что у него есть дела поважнее, а если остается время — пишет.
— Справедливо.
— Мне достаточно последнего периода. Что произошло перед началом этой экспедиции?
— Ну, афиняне проиграли, а спартанцы победили.
— Разве они не сражались на одной стороне много лет назад, во времена Фермопил?
— С тех пор много воды утекло. А еще недавно спорили за дружбу персов. Странно, да?
— И за кого были персы?
— За Спарту.
— Поверить не могу.
— Однако это так. Спартанцы не победили бы Афины на море без денег персов. А персы платили, потому что хотели уничтожить афинский флот — их извечный кошмар.
— А кто давал деньги?
— Царевич Кир. Это общеизвестно.
— Наш царевич Кир?
— Он самый.
— Понятно.
— Понятно? Что тебе понятно?
— То, что мне нужно было выяснить. Никому не говори, что я тебя об этом спрашивала. Пожалуйста.
— Не беспокойся. К тому же это не секрет: я рассказал о том, что все знают.
— Все, кроме меня. Спасибо. Прощай. И постарайся вернуться домой целым и невредимым.
— Я попробую, — улыбнулся Никарх.
По тому как он посмотрел, качая головой, я поняла, что ему никак не удается сообразить, зачем я приходила, но но улыбке становилось ясно, что ему было приятно снова меня увидеть.
Сердце прыгало в груди от волнения. Покидая свою деревню, я и представить себе не могла, что буду участвовать в подобных приключениях, разгадывать столь важные загадки, разбираться в событиях, изменивших судьбу целых народов. Теперь мне все казалось ясным: Кир хотел получить трон, а чтобы преуспеть в этом, ему нужно было заручиться поддержкой лучших воинов в мире — воинов в красных плащах, в как можно большем количестве, а также тех, кого они обучали своему искусству. Но спартанцы являлись союзниками его брата, Артаксеркса, и значит, перед ними стояла дилемма: если Киру удастся рисковое предприятие, он станет их царственным должником; если же проиграет, им придется доказать Великому царю, что они не участвовали в походе, что Кир нанял воинов сам, не посоветовавшись с ними. Вот какова истинная причина того, что цель похода держалась в тайне! Спартанцы хотели играть сразу на двух досках и обеспечить себе преимущество вне зависимости от того, кто победит.
Но потом, когда повернуть вспять стало невозможно, вероятно, у правителей Спарты возникли сомнения: а вдруг ситуация выйдет из-под контроля? Вдруг случится что-то непредвиденное? Значит, надо найти способ вмешаться, но для этого нужен кто-то, знающий, как действовать, и подчиняющийся непосредственно их приказам. Вот почему в какой-то момент, незадолго до того как я встретила Ксена, в армию приехал Coфoc. Вот почему никто ничего не знал о нем. Неон тоже казался мне подозрительным.
«Десяти тысячам» не оставили большого выбора: им, предстояло победить или погибнуть, а еще лучше — исчезнуть, чтобы никто не разболтал, в чем заключалась цель этой удивительной, дерзкой экспедиции.
Однако все пошло не так, как предполагалось. Армия потерпела поражение, но вот «десять тысяч» победили, выжили и теперь представляли собой угрозу, являясь доказательством тому, что Спарта предала союз с самой могущественной империей на Земле — предала Великого царя и помогала его мятежному брату.
В результате этих рассуждений я пришла к выводу, в который и сама не хотела верить. Села на камень, подставив лицо солнцу, закрыла глаза и стала обдумывать заключительную мысль: Софос служил именно для этой цели — завести выживших туда, откуда они уже не смогут выбраться, — идея Ксена пришлась тут очень кстати. Софосу нужно было лишь поддержать его. И это означало еще кое-что: Ксен ошибся, и мы движемся к своему концу, туда, откуда нет возврата.
Оставалось доказать это, но каждый раз, как я пыталась хотя бы зародить в Ксене подозрения, он отказывался допустить даже мысль о подобном, а предсказать его реакцию на столь серьезное обвинение я бы и вовсе не взялась. В душе он продолжал считать, что наибольшая опасность исходит от Великого царя. Мне требовалось доказательство, чтобы дать ему понять: существует еще одна угроза — более страшная из-за своей скрытости, — и найти его я могла только в палатке Софоса.
Весь вечер провела в размышлениях, дожидаясь, пока Ксен с товарищами вернутся с охоты — в ней он, как всегда, преуспевал. Действительно, добыча оказалась богатой: восемь оленей, четыре дикобраза, два кабана, полдюжины Зайцев, пойманных при помощи силков, и несколько птиц удивительных расцветок. У самцов был длинный хвост из бронзовых перьев и невероятной яркости рисунок на шее и крыльях. Наряд самок выглядел более скромным, но мясо оказалось не менее изысканным. В честь реки, вдоль которой мы шли и которую Ксен считал Фазисом, охотники назвали этих птиц фазанами; возлюбленный подарил мне их перья, чтобы я сделала украшения.
От обильной пищи многие пришли в хорошее настроение, и тяжелая атмосфера уныния и подозрений, распространявшаяся по лагерю, развеялась. То обстоятельство, что главнокомандующий столь уверен в своей правоте, сочли хорошим предзнаменованием.
Я задавалась еще одним вопросом: что произойдет, если ничего не найду или — хуже того — меня застигнут в тот момент, когда буду рыться в вещах Софоса? Ксен меня защитит или отдаст на произвол судьбы? И поможет ли мне Мелисса?
Мысленно я обратилась к Листре и ее так и не родившемуся малышу в надежде, что они услышат меня и окажут покровительство. Представляла себе, как этот ребенок, с морщинистой, словно у старика, кожей, на бескрайних лугах потустороннего мира играет с цветами асфодели. Я привыкла в таких случаях воображать себе греческий загробный мир, еще более тоскливый, чем наш.