Пропавшие без вести
Шрифт:
Набрав скорость, он ударил по коннице резко и страшно. Стрелы не пробили доспехи франков, это и не ставилось им в задачу. Боевой конь рыцаря хорошо защищен. Броня укрывает его спереди и с боков, но спина и шея остаются открытыми. Защищать их нужды нет. В верховом бою рыцари не рубят лошадь противника – конь слишком ценная добыча, а пешему к спине животного не дотянуться. Противник в полной мере использовал эту особенность. Железные стрелы врезались в спины и шеи коней, пробивали крупы, ломали хребты. Убитые и раненые лошади падали, давя всадников, следом налетали следующие. Рыцарский конь в состоянии перепрыгнуть препятствие, но для этого он должен видеть его и разогнаться. В плотном строю такой возможности не было. Груды из лошадиных и человеческих тел возникли на склоне и стали расти. Не успев даже приблизиться к противнику, франки теряли цвет войска – по рыцарскому обычаю, лучшие скакали
Последним рядам франкской конницы удалось притормозить. Сообразив, что атака сорвалась, рыцари стали поворачивать коней, но тут снова явились смоки. В этот раз они шли со стороны Фессалоник – для окончательного разгрома конницы. Снизившись до высоты наконечника поднятого вверх копья, змеи заревели. Непереносимый, трубный крик, исторгнутый исчадиями дьявола, вмиг обратил лошадей франков в зверей. Они заметались, запрыгали, стали брыкаться и сбрасывать всадников. Главная сила франков вмиг перестала существовать. Люди и кони метались по склону: сталкивались, падали, выли и кусали друг друга.
Турмархи [42] Ираклия опомнились первыми. Их сотни рванулись вверх. Обойдя месиво из конских и человеческих тел, катафракты ударили по кнехтам. Ираклий не врал, не беря в расчет пеших франков. Времена, когда потомки викингов блистали в пешем строю, давно прошли. Реальной силой в армиях латинян стала конница. Пехота играла второстепенную роль и набиралась из челяди. Плохо вооруженная и обученная, она больше обслуживала господ, чем воевала. Без командиров кнехты превратились в толпу, которая ударилась в бегство, едва завидев врага. Это, однако, их не спасло. Катафракты настигали беглецов, кололи и рубили их в спины и на плечах отступавших ворвались в Фессалоники. На улицах закипела резня. Спасая жизни, франки вспомнили о праве защиты, предоставляемом церковью, и кинулись в храмы, ими же оскверненные и загаженные. Лучше б они этого не делали. Войдя следом, греки увидели, что сотворили варвары с их домами молитвы, и осатанели. Беглецов копьями выталкивали наружу и уж там резали. Подобная участь постигла и пленных. Когда погибли и эти, катафракты растеклись по городу, обыскивая дома и подвалы. Затаившихся врагов находили и убивали – точно так же, как несколькими днями раньше это делали сами франки. Жители Фессалоник активно помогали в поисках. Город они знали, спрятаться не удавалось. Прискакавший доместик не смог остановить истребление и махнул рукой. Толку от пленных кнехтов все равно не было – их не выкупали, а вот за стенами удалось повязать немало рыцарей. За тех выкуп взять можно.
42
Начальник конной турмы.
Победу праздновали в тот же день. Слуги стащили во дворец игемона [43] все, что не успели сожрать и выпить франки. Припасов в городе хватало, стол вышел богатым. Омрачало пир только отсутствие русского князя: он улетел вместе со змеями. Это сообщил прискакавший в город Алексий.
– Почему? – удивился Ираклий.
Алексий вместо ответа метнул на доместика мрачный взгляд. «Я обещал русу отобрать хрисовул», – вспомнил Ираклий.
– Он и от добычи отказался? – уточнил доместик.
43
Игемон – городской начальник.
– Велел привезти его долю в Русь.
«Это будет не скоро! – усмехнулся Ираклий. – Если случится вообще».
– Князь просил меня быть его доверенным лицом при подсчете и оценке добычи, – добавил Алексий.
По лицу протоспафария было видно, что миссию он намерен исполнить рьяно. Ираклий мысленно выругался. С чиновником дрома связываться не стоило: доложит басилевсу, что Ираклий – вор, потом не отмажешься. Андроник, став императором, сурово искоренял лихоимство: устраивал громкие процессы, посылая проворовавшихся на казнь. Народ, видя это, рукоплескал. Не стоило трогать лихо.
В этот вечер доместик снова напился. Только теперь уже на законном основании.
19
Князь Иван улетел из-под Фессалоник не потому, что боялся за хрисовул, – просто спешил. К месту битвы русы добирались две седмицы, не приходилось сомневаться, что и на обратный путь уйдет не меньше. За это время в Киеве могло случиться многое.
Маршрут «в греки» проложил Алексий, он же позаботился,
Миновав Дунай, отряд вступил на территорию Рима. Здесь стало легче. Из соображений секретности по-прежнему летели ночами, зато маршрут был выверен, места стоянок известны, а лазутчиков ловили ромеи. На стоянках отряд ждали шатры, горячая еда и стража из состава императорских тагм. Передвижение обеспечивал Алексий. Он слал гонцов, следил за количеством и качеством доставляемых припасов и ограждал отряд от внимания непричастных. Алексий великолепно знал местность (в Румелии [44] он неоднократно бывал), а на каждой стоянке его ждало сообщение из Константинополя. Близ Пиргоса [45] он узнал о Фессалониках. Греки ждали латинян у Константинополя – об этом говорили донесения лазутчиков, но Танкред в последний миг передумал. Побоялся могучих стен и башен столицы и выбрал более легкую добычу. Маршрут потребовалось срочно менять, Алексий с этим блестяще справился. Над горами они прошли без проблем, разве что продрогли на холодном ветру. После битвы Алексий вручил Ивану пергамент, которым архонтам римских земель предписывалось оказывать князю всемерное содействие, и проводил в обратный путь. Простились тепло.
44
Современная Болгария.
45
Современный Бургас.
Обратно летели без помех. То ли пергамент Алексия сыграл роль, то ли их просто боялись, но ромеи скрупулезно выполняли договор. К стоянкам без проволочек доставляли провизию и рыбу, денег не требовали. Отряд летел днем – не было нужды таиться. Над Берладьем даже пугнули какую-то шайку. Завидев смоков, разбойнички рванули изо всех ног – как своих, так и лошадиных, изрядно повеселив тем ватагу.
В Черне [46] Иван с облегчением узнал, что в Киеве спокойно. Еще через два дня смоки приводнились близ Звенигорода. Зацелованный и обласканный Иван занялся скопившимися делами и совершенно забыл о событии, помнить которое стоило. За что и поплатился. Он разбирал донесения тиунов, когда в гридницу вошла Млава.
46
Современные Черновцы. В описываемую пору – самый южный город Галичского княжества.
После случая с подбитым глазом Иван видел лекарку редко, да и то мельком. Млава не соврала: выпиравший живот свидетельствовал, что она беременна. Видя это, Иван хмурился (навевало неприятные воспоминания), но быстро забывал.
К Ивану Млаву пустили без доклада – стража ее знала. Иван не успел удивиться явлению, как язычница пересекла гридницу и водрузила на стол перед князем небольшую корзинку.
– Забирай!
Прежде чем Иван успел что-то сказать, Млава повернулась и скрылась за дверью. Князь помедлил и с опаской заглянул в корзину. Там, укрытое холстинкой, лежало что-то округлое. Иван стянул тряпицу.
Это был ребенок. Новорожденный, со струпиком на месте недавно срезанной пуповины. Иван осторожно коснулся крошечного тельца. Ребенок оказался теплым, следовательно, живым. Лежал с закрытыми глазами, поджав ножки. Князь извлек малыша из корзинки. Мальчик, здоровенький. Родила, значит…
– Зачем приходила? – раздалось за спиной.
Иван обернулся. На пороге стояла жена. Наверное, видела Млаву в окно…
– Это кто?
Не дожидаясь ответа, Оляна подбежала и выхватила ребенка. Иван не успел ей помешать. Положив младенца на стол, жена стала его ворочать и щупать.