Прорыв из Сталинграда
Шрифт:
Тут Стервятник нахмурился, его лицо стало напряженным, точно он только что понял, какие сложные задачи им предстоят. Штандартенфюрер начал машинально потирать свой огромный нос, но затем, справившись с собой, продолжил:
— Итак, с этого самого момента мы все должны находиться в постоянной боевой готовности. Необходимо заводить танковые двигатели не менее трех раз в день, чтобы быть готовыми уехать, как только это станет необходимо. Я знаю, что это потребует лишнего расхода горючего, но не переживайте — это будет уже моей заботой. Самое главное, необходимо сделать так, чтобы в течение
Слова штандартенфюрера Гейера вызвали беспокойство среди офицеров. Фон Доденбург легко мог догадаться, по какой именно причине. Дело в том, что часто случалось, что даже если двигатель танка работал, машина все равно не могла сдвинуться с места, потому что ее гусеницы попросту примерзали к земле.
— Когда мы снимемся отсюда, пехотинцы поедут на броне танков. Чтобы они не замерзли в пути, необходимо обеспечить каждого достаточным запасом теплой одежды. Эта задача ложится на плечи командиров танков. Все, времени на объяснения больше нет — надо действовать. А когда мы снимемся отсюда и пойдем в прорыв, то нам придется действовать в соответствии с давнишним девизом батальона «Вотан»: «Иди вперед — или сдохни».
Стервятник обвел пристальным взглядом встревоженные лица офицеров.
— У кого-нибудь есть вопросы?
Фон Доденбург поднял вверх руку.
— Да, фон Доденбург?
— Господин штандартенфюрер, вы собираетесь попытаться вырваться из окружения без приказа фельдмаршала Паулюса?
Крадущийся Иисусик злобно взглянул на Куно. Однако последний совершенно проигнорировал его горящий ненавистью взгляд и продолжил:
— Если вы это сделаете, господин штандартенфюрер, не будет ли это расценено как государственная измена?
Стервятник уставился на фон Доденбурга с таким видом, точно увидел его впервые в жизни. Затем он медленно произнес, точно в этот самый момент думал о совершенно других вещах:
— Не думаю, что мне следует отвечать на этот вопрос прямо сейчас, штурмбаннфюрер. Но в нужное время вы узнаете мой ответ.
Крадущийся Иисусик не мог больше сдерживаться. Воодушевленный тем, что «Вотану» все-таки предстоит вырваться из окружения и благодаря этому спастись, он восторженно закричал:
— Смирно! Здравия желаем, господин штандартенфюрер!
После этого Гейер и его адъютант поспешно удалились. А фон Доденбург и техник-роттенфюрер остались одни в пустом цеху, уставившись на то место, где только что стоял Стервятник. «Получается, что "Вотан" действительно собирается драпать — впервые за все время своего существования», — подумал Куно.
Глава четвертая
Над бесконечной заснеженной равниной свистел морозный ветер. Он швырял в лица двух мужчин, затаившихся в снегу, мелкие крупицы льда и заставлял их воспаленные глаза непрестанно слезиться. Этим двоим наблюдателям приходилось постоянно моргать, чтобы видеть все происходящее.
Они уже успели изучить обстановку в районе интендантских складов — и знали, что скоро обслуживающие хранилища солдаты направятся на завтрак в свою бревенчатую столовую. Ноздри бойцов жадно ловили запах кофе, сваренного из настоящих зерен, который ожидал там интендантов. Теперь надо было как можно внимательнее следить за обстановкой в районе складов — фактор времени приобретал все более важное значение.
Над горизонтом медленно поднялся зимний диск солнца. У него был какой-то почти болезненный желтоватый отлив. Светило точно в нерешительности застыло над линией горизонта, словно не зная, оставаться ли ему здесь или вообще исчезнуть. Через заснеженную степь протянулись длинные темные тени. Со стороны русских позиций, расположенных в километре, показались злые красные язычки пламени. Через несколько мгновений воздух наполнился оглушительным грохотом. Артиллерия врага начала свою разрушительную работу.
Но двое мужчин, наблюдавших за интендантскими складами, не обращали никакого внимания на русский артобстрел — фронтовые старожилы уже давно привыкли к нему. Они просто подставили свои замерзшие бородатые лица живительным лучам утреннего солнца, надеясь насладиться хотя бы частичкой его тепла.
Но вот наблюдатели услышали, как скрипнули ворота в ограждении, опоясывавшем по всему периметру интендантские склады. Из них на небольших лошадках выехали упитанные, одетые в новенькую форму военные, проходившие службу на складе. Копыта лошадок с хрустом побежали по смерзшемуся насту; всадники направлялись в сторону столовой.
За складскими потянулась вереница русских военнопленных, которые использовались на подсобных и грязных работах, обслуживая хранилища. Пленные были крайне истощены, их глаза воспалено блестели на исхудалых лицах. В сопровождении помахивавших кнутами охранников они устремились туда, где повара уже разливали дымящуюся баланду.
— Несчастные эти пленные иваны, — прошептал лежавший в снегу роттенфюрер Матц. — Их кормят еще большей дрянью, чем даже нас самих!
— Точно, — откликнулся расположившийся по соседству обершарфюрер Шульце. — Зато все эти интенданты разъелись так, что их лошадки прогибаются посередине.
Матц откашлялся и сплюнул в снег.
— А что же ты хочешь, Шульце? — бросил он. — Те, кто работает на интендантских складах и на кухне, никогда не ходят голодными. Еды у этих проклятых ублюдков в любое время вдоволь. А ублюдками они становятся, по-моему, с самого рождения. Других ведь не возьмут на эту работу, верно? Там могут служить лишь законченные подлецы. И настолько жадные, что у них и грязи из-под ногтей не допросишься, не говоря уж о чем-то другом.
Шульце кивнул. Но, заметив, что из ворот выехал последний всадник, он напрягся и приготовился.
До Шульце и Матца донесся голос складского служащего, который покинул склад последним. Он обращался к своему товарищу, трусившему на лошадке рядом:
— Пол-литра хорошего горохового супа и здоровый кусок колбасы — вот и все, что требуется мужчине, чтобы ему потом захотелось залезть на бабу. Только это и может придать мужчине необходимую силу. Черт бы меня побрал — в моей ручке скопилось уже столько чернил, что я даже не знаю, кому первой из них настрочить письмо!
Его товарищ, такой же рослый и упитанный, как и он сам, с красным лоснящимся лицом, рассмеялся: