Прорыв

Круз Андрей

— Для проверки остановятся? — уточнил собровец.

— Вот и я о том, — удовлетворённо кивнул Циммер. — Остановятся обязательно, это не банда. Командиры наши их зачем-то хотят, аж кушать не могут.

Александр Васильевич Пасечник

31 мая, вторник, утро

Нормально поговорить с Салеевым удалось только сегодня с утра, всё время что-то мешало. Разговор вышел сложным, но к этому Пасечник был готов. Скрывать то, что он копает под друга детства бывшего десантника, было нельзя, следовало говорить правду. Самому

Пасечнику к сложным разговорам было не привыкать, и главную проблему он в таких случаях старался превратить в главный же аргумент:

— Марат, я понимаю, как звучит, поэтому не по своей линии разбираю информацию, а решил тебя привлечь.

— Саша… в смысле Главный, в курсе?

— Он и инициировал расследование, — честно ответил Пасечник. — Они по ошибке ему не тот файл скопировали, Главному показалось подозрительным.

Салеев вздохнул, потёр лицо ладонями, затем быстрыми шагами подошёл к окну. Не оборачиваясь, спросил:

— К чему это всё может привести?

— Честно?

— Абсолютно честно. Если что-то пойдёт не так, как ты мне сейчас скажешь, я плюну на все договоренности и поступлю так, как считаю нужным. Я с Домбровским с первого класса вместе, и жили в соседних подъездах. А Саша… Главный в смысле, жил в доме напротив.

— Если абсолютно честно… — начал Пасечник, пропустив всю «детскую лирику» мимо ушей, — то, если Тимохин не расколется сам и сразу, его придётся пытать. А если начнём пытать, то он умрёт в любом случае, хотя бы ради того, чтобы Домбровский не знал, что попадал под подозрение и какими способами подозрение развеялось.

— А если это всё же он… в смысле, они? — Салеев резко повернулся к собеседнику.

— Если это они, то я передам Главному добытую информацию. И он пусть решает, я умываю руки.

— И всё же, почему ко мне пришёл?

— Я же сказал, что не хочу потом недопонимания, — терпеливо повторил генерал. — Не хочу я быть злодеем Пасечником, который разрушил вашу дружбу и всех облил дерьмом. Главный попросил меня в его и твоём личном копаться грязными ментовскими руками, а мне это самому как нож острый. Поэтому присоединяйся.

Салеев задумался. Молчал минут пять, наверное, Пасечник всё это время ждал, разглядывая висящую на стене карту с пометками. Обернулся лишь тогда, когда Салеев заговорил:

— Хорошо. Я не знаю Тимохина толком, и он мне вообще не нравится. Забирайте. Но весь процесс получения информации должен идти под моим присмотром.

— В смысле?

— В смысле я хочу быть уверен, что Тимохин сказал именно то, что сказал. Что я не принимаю решений на основе непроверенной информации. Что твои костоломы или «уроды»… да, да, знаю я про «уродов», не выбили из него то, чего он на самом деле и не знал.

— То есть хочешь, чтобы следствие перешло прямо к тебе?

— Нет, я не умею вести следствие, — покачал головой Салеев. — Веди его ты. Но в моём месте, с моей охраной, и на допросах буду присутствовать я сам или тот, кому я доверяю.

— А это решение ты не изменишь при каких-нибудь новых сильных эмоциях? — вздохнул Пасечник.

— Я когда-нибудь свои решения менял?

— Ну, всё бывает в первый раз. Обстоятельства очень

уж уникальные. Ладно, мы договорились. Тимохина сегодня отправят на неделю поработать на новый КП, там его и надо взять. И полная изоляция. И ещё… — Пасечник, не смущаясь грубостью поступка, уставил указательный палец в лицо Салееву. — Если какая-то информация уйдёт в сторону, потому что кто-то из твоих не умеет секретность соблюдать — я вывалю всё на общее рассмотрение. Сами разбирайтесь. Мы в этом друг друга поняли?

— Поняли, — спокойно кивнул Салеев. — Здесь будут думать, что Тимохин трудится и будет там не меньше недели.

На этом разговор с «министром обороны» и закончился. Исходом Пасечник был доволен. «Ведомственная ревность» в данном случае была лишней. Расследование вторгалось в детскую дружбу, то есть в область иррационального. Это как вмешиваться в чьи-то семейные отношения, что умные люди обычно не делают никогда. Поэтому второй по важности задачей после открытия истины было создание ситуации «разбирайтесь сами». «Пасеке» следовало как можно меньше влезать в эту историю, учитывая ещё и то, что кого-то удобней, чем одетые в чёрное эсбэшники, для обвинения во всех смертных грехах на территории Центра не было.

Усимов, вызванный заранее, дожидался Пасечника у него в кабинете, попивая чай и читая какую-то толстую книгу.

— Вань, что почитываешь? — поинтересовался Пасечник.

— Гончарова, «Обрыв», — захлопнул тот книгу и убрал в сумку.

— Что? — поразился генерал, вспомнив что этот старинный сентиментальный роман любила читать ещё его покойная мать.

— «Обрыв», — повторил Усимов. — Очень романтично и мило, на фоне происходящего так вообще лекарство для души.

— Ну ты даёшь… — откровенно поразился генерал, после чего перешёл к делу. — Ваня, есть добро от Салеева. Задерживают его они, на КП, как и предполагали. В подвале там вполне людей содержать можно, даже сортир есть, с этим без проблем. Ты езжай туда. Возьми кого-нибудь, с кем тебе работать удобно, и езжай. Такого, чтобы крови не боялся.

— Я сам не боюсь, — улыбнулся любитель сентиментальных романов. — Но думаю, что даже до ТАПа [65] не дойдёт, Тимохин человек интеллигентный, где не патлы, так там борода, или наоборот, такие быстро колоться начинают.

65

Телефонный аппарат полевой. С его помощью допрашивать удобно. Называется «Звонок другу» или «Звонок Аллаху».

— Всё равно возьми, потому что все остальные люди там от Салеева будут. А ты один не справишься.

— Хорошо, — кивнул Усимов. — Панченко и Митяхина прихвачу.

— Прихвати. И гоните туда вперёд, чтобы до Тимохина успеть. Как его заберут, начинайте допрашивать. Но тут момент — следите, чтобы с вами был кто-то из салеевских, чтобы к нам потом никаких претензий.

— Я понял.

— Ну и езжай, если понял.

Татьяна Лапина

31 мая, вторник, день