Прорыв
Шрифт:
— Санёк у нас первый водила, не пожалеешь. Ну и отслужил как положено, службу знает.
— Да не об этом думаю, — отмахнулся я.
На самом деле опасался я другого — как бы новый человек месть свою во главу всего не поставил, тогда остальных может под монастырь подвести. Николай меня понял вроде как, пояснил:
— Я всё время с ним буду, присмотрю. Так что? Решай скорее, отправляем состав.
— Ладно, давайте с нами, — согласился я. — Васька-Кэмел с вами поедет, он тоже деревенский, так что разберётесь.
Дальше суеты стало ещё больше. Наш «бардак» укрылся за бревенчатым штабелем, направив
Пока вооружали и экипировали из запасов Николая, из бэтээра выбрался Санёк. Мрачный, но одновременно обескураженный, вымазанный маслом по уши и пахнущий соляркой. Кстати, её запах меня уже давно удивлял, у БТР-60 двигатель бензиновый. Точнее даже, два двигателя, не было тогда в стране одного, подходящего и мощностью, и весом.
— Старшой, бэтр неправильный — дизельный! — объявил Саня.
— Не понял… — удивился я. — «Шестидесятый»?
— Так точно, «шестидесятый», — подтвердил он. — Камазовское двигло стоит, двести семьдесят сил. Я с ума пока не сошёл вроде.
Стоявший рядом Шмель тоже опешил несколько. Почесал в затылке, пожал плечами, сказал, что, наверное, какая-то модернизация. Ну, тут он Америки не открыл, иначе это не объясняется. Прояснил всё Николай, слышавший разговор.
— Это в Арзамасе переделывать стали, таких много в нашем направлении возили, — сказал он. — Сам пару раз платформы с такими гонял. Их как раз по складам и сгружали потом, на случай великой войны или на экспорт.
— А ну-ка… — не выдержал я.
Снаружи вроде и не изменилось ничего, а вот внутри было отличий много. Например, вместо старой «раз-два-третьей» радиостанции стояла новая, Р-173М. Башня, на первый взгляд обычная, на самом деле была от «восьмидесятки», из неё можно было даже по самолётам стрелять, если попасть надеешься. А самое главное — для городских боёв это неплохо, можно по верхним этажам лупить. Вместо старых сидушек, от которых задница болит, появились новые, удобные, и установлены, как в «семидесятке», лицом к бортам, чтобы стрелять можно было. Ну и приборы наблюдения новенькие, это сразу видно. Вот так, прооперировали «старичка». Хотя главный недостаток на месте остался — люки только в крыше, под обстрелом выбираться — ну его на хрен. А те, что в бортах, больше на насмешку похожи.
— «Мазута», запас хода теперь какой у него, а? — спросил я, высунувшись из командирского люка.
— Вёрст шестьсот, наверное, — задумчиво ответил Мишка. — Прикидочно, если увеличенные баки не поставили.
— Там ещё соляра в бочках есть, — указал рукой Саня на открытый склад неподалёку. — Можем на цепи две взять по бортам, тогда вообще далеко хватит. И бензин есть, — добавил он, перехватив мой взгляд.
— А чего тогда стоите? — вскинулся я. — Бегом обеспечили погрузку! Хоть зубами поднимайте. А то сейчас припрётся кто, а у нас ещё конь не валялся.
Так скомандовав, сам пошёл к «бардаку», а если точнее, то к подрывной машинке.
Состав ушёл со станции примерно минут через двадцать. Куча людей на платформе, махавших нам руками, на последней стоял бронетранспортёр, уставивший стволы пулемётов на лес. Мы остались одни. «Бардак» так и прикрывал подходы к станции, а на бэтээр с кряхтением и матом грузили бочки с соляркой, каждая по четверти тонны весом. Однако и с этим справились, дополнительных четыреста литров взяли. Противник же пока не показывался. Успели пристроить бочку бензина и на БРДМ, ощутимо прибавив дальности.
Прошло ещё минут сорок, так никто и не показывался. Мы уже и связь между машинами установили, и внутри групп обмен наладили, а дорога так и оставалась пустой. Ждать дальше смысла не было, поезд уже был далеко, а специально боя мы не искали. Нам он без надобности, у нас своих проблем хватает.
— Шмель, давай к «газону» помаленьку.
— Как скажешь.
Теперь уже под прикрытием бэтээра «бардак» медленно покатил к переезду. Выбравшись из него, я подошёл к машине, из которой ощутимо попахивало соляркой. Как бы не насторожило. Повозившись минут пять, заменил электродетонатор на банальную растяжку из гранаты, облепленной килограммом пластита, и завёл её на заднюю дверь, тихо матерясь про себя и потея от мысли, что вот одно неверное движение — и рванёт. Но ничего, справился, с облегчением забрался в стальное чрево броневика и скомандовал:
— Шмель, валим отсюда!
«Бардак» тронулся с места, а вскоре и бронетранспортёр с забавными «ушами» бочек по боками пристроился следом. И люди сразу полезли из десантов на броню.
То, что нас стало больше и у нас прибавилось техники, меня радовало. А заодно возникла мысль о том, что базу в пионерском лагере теперь можно не держать, а дать им команду отходить к Нижнему, к своим. У нас две машины плавающих, на которых мы можем перебраться через Волгу очень запросто, в любом удобном месте, и так уж строго на дорогу к Бору мы теперь не завязаны. Осталось только придумать, как с ними связаться, мы уже за всякую штатную дальность связи ушли.
Рвануло примерно через час после того, как мы покинули станцию. Не знаю, кто полез в грузовик и зачем, не думаю, что мирный человек. Мирные туда не совались уже давно, как мне кажется. Над лесом поднялось огромное серое облако, а затем, с большим запозданием, нас догнала почти неслышная, но всё равно тяжкая звуковая волна, ощутимо саданувшая по ушам.
— Хиросима… — покачав головой, заключил Большой, сидевший рядом на броне.
— Типа того, — согласился я. — Грузовик селитры, мало, что ли?
Ещё через пару часов мы выехали на берег реки. Той самой, на которой были мосты, которые нам не нужны, но не было так нужных бродов. Выехали в совершенно безлюдном месте, в лесу. Наш берег был обрывистым, противоположный вполне пологим. Я подобрал ветку с земли, бросил в воду. Течение было быстрым, но не слишком. Наши плавающие машины вполне способны такое преодолеть. Осталось только найти место.
Мы с Васькой пешком пошли вдоль берега влево, в сторону от дороги и населённых пунктов, броня медленно покатила за нами. Километров через пять и через час хода мы нашли широкую песчаную отмель, языком выдающуюся в реку, которая её в этом месте огибала. Зато противоположный берег стал покруче. Не понос, так золотуха, всё не слава богу!