Прорывая мрак времён
Шрифт:
Злость на себя клокотала в душе, грудь сдавило. Врать? Сколько можно?.. Варгр ничего плохого не делал, наоборот, спасал. Байк отремонтировал. Не домогался, предложил помощь…. Чуть замешкавшись, подошла к окну и открыла. Свежий порыв ветра ворвался на кухню — глубоко вздохнула. Ложное ощущение лёгкости и свободы на секунду задурманили голову. Бъёрн младший не виноват, что с ней творилось немыслимое, когда он рядом. К тому же сам мучился… Страдал… из-за Нойли… Откинув сомнения, повернулась:
— Хорошо! Ты был убит горем, я тебя взбодрила. Согласись, ты теперь не думаешь о возвращении
— Да, — рыкнул оборотень, — встряхнуть бы тебя, как следует, чтобы дурь вылетела, — глаза Варгра пылали огнём. — Со мной играть нельзя, я не мальчик. Я — оборотень. Не выдержу и наброшусь. Как сегодня… Только в следующий раз доведу начатое до конца — коготки не помогут.
Испугала угроза или заставила томиться в ожидании — не разобраться. Жар вновь ударил в лицо. Воспоминания о поцелуе мелькали с угрожающей скоростью: сливались в яркий, взрывной момент — выплеск желания и страсти, произошедший в спальне оборотня. Блуждающие руки Варгра, жадные губы. Картинки из видений и сна плясали, точно эпизоды фильма. Возбуждение накатывало волной — истома растекалась по телу, словно тепло после крепкого алкоголя. Еле сдерживая обуявшие чувства, Катя стиснула зубы:
— Я бы уехала, но ламии…
— Перестань! — незлобливо отрезал Бъёрн младший. — Ты не уезжала — сбегала. Это разные вещи.
Опять прав. Последние семь лет только и делала — удирала. Варгр до омерзения честен. Не выкручивался будто змея — говорил, как есть. Хотел её, любил другую. Горько, обидно, досадно, но ничего не попишешь… Пора что-то дать взамен. К тому же, слова — не тело, рассказать, не значит, отдаться.
— Ты прав, — села напротив, — во многом. Тогда в лесу, когда тебя поцеловала… у меня случилось видение, — голос подрагивал — язык не слушался, слова давались с трудом. — Это второй раз в жизни, чтобы так ярко. Как вспышка молнии. Умоляю, — сорвался предательский стон, — не спрашивай, что именно там было. Подробностей не расскажу, но… я была с тобой… — пристыжено умолкла, не в силах поднять глаза на оборотня.
— Окей, видишь, — бархат голоса поразил. Катя замерла, вслушиваясь в новые ощущения. Щекотливое тепло достигало сокровенных уголков — внизу живота разгоралось приятное томление. Варгр говорил с нежностью и пониманием. От благодарности сердце разрывалось на части. Чувства переполняли, крепкие объятия манили — кинуться на шею, прижаться к груди. Пусть приласкает. Как хочет, как умеет. — Рассказать оказалось не так трудно, — хмыкнул Бъёрн младший. — Твоя привычка огрызаться дикой кошкой, всё усложнила с самого начала, — встал и аккуратно задвинул стул на место. — Я услышал, что хотел. Спасибо!
Выдала себя, ляпнула больше, чем была должна… Это пугало и одновременно радовало. Катя затаилась — реальность стиралась, уступая место грёзам. Варгр… С лёгким прищуром дьявольских глаз. Шагнул навстречу и замялся… Сознание поплыло. Неужели подойдёт?
— Не уезжай… ты… за рулем, — прервал Варгр затянувшуюся паузу. — В твоём состоянии…
Кровь отхлынула от лица. Бъёрн младший волнуется за физическое состояние «пингвина»? Негодование сменилось желанием растерзать гада. Переживал за неё, но не более! По телу пробежал омерзительный холодок. Дура. Чего
— Сам сказал, удирала от тебя…
— Я помню, что сказал.
Его взгляд ласкал — касался губ, выбивая почву из-под ног. Надежда зажглась новой искрой — может, есть шанс? Не могут так смотреть, желая только секса. За что такая несправедливость?
— Прошу: отдохни, проспись, обдумаешь, а с утра решишь.
— Ты в своём уме? — опешила на миг. — Ламии в городе. Нашли меня…
— Всего день, — убеждал Варгр, — клянусь, никто не побеспокоит, а с тварями разберусь. Семья уже на охоте…
Трусливая натура тряслась от одной мысли — упыри загнали точно нерадивого кролика, но уверенный тон оборотня успокаивал, придавал уверенности — Бъёрн младший в обиду не даст. Скорее сам убьёт… Удивительно, но перспектива смерти от руки Варгра страшила не меньше, чем от клыков ламий. Что делать? Как быть? Мысли хаотично носились — здравомыслия как не бывало. Взывать к интуиции бессмысленно — всё так же, молчит. Кхм… если так, то, возможно, денёк в запасе есть. К тому же, падение далось нелегко — телу необходим отдых.
Кивнула. Варгр, отступив к дверному проёму, остановился:
— И ещё, хотел попросить насчёт Нойли. Она не должна знать…
Мечты рухнули — собственная глупость и наивность уже бесили.
— Знаю — смерть, — убито прошептала. — Обещаю, буду нема как рыба, — облокотилась на стол. Уткнулась лицом в ладони, прикрыв навернувшиеся слёзы. С губ сорвался жалобный писк: — Прошу, уйди…
Варгр притих. Его резкий выдох долетел потоком жаркого воздуха. Раздались стремительные удаляющиеся шаги — впечатывались в голову, как молот в наковальню. Скрип двери, щелчок… На кухне точно образовалась «черная дыра». Затягивала, вводила в апатию.
Глава 27
Во мраке спасает только кошачье зрение. Катя плутает по витиеватым туннелям пещёры. Графитовые выступы скал выскакивают тёмными кляксами, угловатые повороты — непроглядными пустотами. Влажность давит, спёртый запах мертвечины забивает нос до тошнотворного головокружения. Катя судорожно сжимает ручку дварфовского меча — единственного поблескивающего пятна. Ступает неслышно, прислушивалась к тишине, нарушаемой звоном капель — они ударяясь о воду, эхом отлетают от стен. Выскочив из-за очередного поворота, Катя замирает. Пещёра на удивление просторная и светлая. В центре посеребренный источник — неподвижный и чистый как зеркало. Посередине каменный алтарь.
Осторожно ступая, Катя походит к воде и склоняется. На отраженном лице застыла решительность — в глазах читается страх смешанный с отчаянием. Шорох за спиной заставляет сердце неистово стучать. Выхватывая из-за пояса альвийский пистолет, оборачивается.
Змеевидная фигура скрывается за углом. Пересилив ужас, Катя бросается следом. Пещёра… ещё одна… Лабиринты коридоров и больших залов бесконечны: уводят всё ниже; извиваются спиралью, сменяются крутыми подъёмами и резкими спусками. Сгущающийся холод оковывает — мандраж пробирает до макушки. За очередным поворотом мелькает тень. Катя замирает, всматриваясь во мрак коридора — грохот крови в голове не даёт сосредоточиться…