Прощание с Дербервилем, или Необъяснимые поступки
Шрифт:
– Тебя затирают?
– спросила мама.
– А ты как думала?
– ответил я. Я напомнил, что участвовал в самодеятельности и обеспечил классу первое место по сбору металлолома, но никто этого не отметил - ни директор, ни классный руководитель.
– Быстроглазый, - сказала мама, - я уверена, что все это не так. Я же знаю тебя! Ты всегда был бестией. Но поскольку ты наш, а не чужой, то пусть дед, так и быть, похлопочет за тебя - он это умеет.
Тогда папа крякнул и вскочил с кресла. Он сказал, что у него такое впечатление, будто он имеет дело с людьми, объевшимися белены или еще чего-нибудь в этом роде. Дед с бабушкой насупились. Кому приятно слушать
– А того мальчика вам не жаль?
– спросил папа.
– Чудесный мальчик! Добрый, талантливый.
Бабушка ответила, что "у того мальчика" есть родители - это их обязанность его жалеть, а нам жалеть его не стоит, потому что у нас своих дел хватает, да и мальчик все равно не дастся: она знает, однажды в молодости пробовала жалеть чужого.
– Ну хорошо, - сказал папа, - не жалейте, раз у вас не получается, но своему внуку почему вы не скажете правду? Скажите сейчас же!
Опять к папе прицепилась правда. Я уже давно заметил, что она чересчур уж часто к нему цепляется: когда серьезный человек мозгами работает и не торопится рот раскрывать, папа сразу же правду брякает. Я понял, что папа совершенно беззащитен перед правдой, раз ему в голову не приходит подумать о сыне, вместо того чтобы думать о постороннем человеке. Папа расхаживал по комнате и всех по очереди упрашивал сказать мне правду. Мама любовалась им, бабушка поджала губы и смотрела в пол, а дед незаметно показывал мне глазами на папу: вот какой вспыльчивый! Мне жаль было папу: просит, взывает и не может допроситься. Можно подумать, что он среди чужих.
– Ну, скажите, - попросил я.
– Что вам, трудно?
Папа стал переводить взгляд с меня на остальных.
– Нет, - сказал он, - не скажут. Придется мне одному. Иди-ка сюда.
Я подошел к нему. Он положил мне руки на плечи и сказал, что я поступил подло. Тут бабушка ойкнула, а папа грозно на нее посмотрел и добавил к сказанному, что если я привыкну так поступать, то не будет у меня в жизни ни радости, ни счастья, ни друзей.
– Славно!
– сказала мама.
– Как я тебя люблю таким!
– Она подошла к папе и поцеловала его. Маме растрогаться ничего не стоит.
– Жаль, сказала мама, - что никто, кроме меня, этого в тебе не оценит.
Дальше мама спросила папу, как он думает, почему наш дом хиреет. Дед и бабушка уставились на папу - им тоже хотелось получить ответ.
– Ответь мне, - просила мама, - мой добрый муж, опора семьи! Не хочешь!
– сказала мама.
– Я сама отвечу. Есть у нас в доме человек, который никак не хочет понять, что такое семья!
Папа убрал руки с моих плеч и пошел из комнаты.
– К Вове пойду, - сказал он, - извинюсь вместо Витальки. Может, у тебя есть потребность извиниться? Тогда пошли вместе.
Не было у меня такой потребности - папа один ушел защищать чужие интересы.
– Я бы никогда так не поступил!
– сказал я маме. У меня от обиды голос дрожал: все-таки вбил Чувал клин между мной и папой!
Мне вспомнилось, как я совсем еще крохой бросился защищать своего папу, хотя папа был абсолютно неправ.
Тогда мы всей семьей отправились в город. У витрины магазина я устроил истерику: улегся на тротуаре и стал вопить и сучить ногами. Я требовал, чтобы мне купили "штучку". Дед присел возле меня и с виноватым видом объяснял, что "штучка" - электроприбор. Зачем он мне? Но у меня все шло так хорошо - не хотелось сразу вставать только потому, что дед все повторяет это слово "электроприбор". Тогда папа сказал:
– Это
– Поставил меня на ноги и надавал по рукам.
Я зашелся: все мне в тот день удавалось. И вот тут какой-то прохожий сказал папе:
– Ай, ну зачем же так сильно!
Я сразу же замолчал, и, пока папа соображал, что этому человеку ответить, я ответил сам.
– А ну-ка, подальше от моего папы!
– выкрикнул я.
Дед подхватил меня на руки, и мы всем домом понеслись от смеющихся людей. Но мужчина, который вступился за меня, не смеялся: по-моему, он пытался понять, что произошло, и не мог.
И вот настало время высказать очень важную мысль, которую должен усвоить каждый: если ты делаешь какое-то свинство, то это свинство и больше ничего, с какой стороны ни посмотри, но если то же самое свинство ты делаешь ради родного человека, то это уже не свинство, а полезный для семьи поступок. Я всегда это понимал!
Я приготовил для папы укоризненный взгляд. Когда он вернулся, я уставился на него этим взглядом, но он не захотел его замечать. Теперь, когда он предал своего сына, он занялся возделыванием своей души: взял с полки книжку стихов и стал читать. Эгоист! Недаром дед намекает, что, если бы папа не был таким эгоистом, если бы он без конца не возделывал свою душу, а думал немножко и о семье, все у нас в доме было бы по-другому. Это точно! Мне самому в голову приходило: не будь папа таким эгоистом, давно бы у нас уже была машина. Альтруистом надо быть - вот что я хочу сказать!
За чтением стихов папа всегда волнуется, улыбается мечтательно, подскакивает иной раз на стуле. Кончается всегда тем, что он читает нам вслух. И на этот раз папа подсел ко мне и прочел стихотворение - о цветах:
Взгляните на белые лилии,
на стройность их стеблей тугих,
на их молодые усилия
быть чище и выше других.
В общем, папа предлагал мне брать пример с этих цветочков. Тогда бы я не стал спихивать Чувала ногами с парты, потому что сразу бы стал чище и лучше других. Я никак не могу привыкнуть к тому, до чего папа наивный человек. Как-то он мне предлагал учиться у мотыльков, которые тянутся к свету, летят на огонь и в конце концов сгорают. Я его тогда так прямо и спросил:
– Ты хочешь, чтобы я сгорел?
В стихотворении еще говорилось о маках, анютиных глазках и астрах. Папа читал его с волнением, и как ему хотелось, чтобы мы с мамой стали похожи на эти растения! Я прикрыл губы ладонью, чтобы не заметно было улыбки.
Мама же всегда серьезно относится к чтению стихов. Мама похвалила стихотворение, она повторила:
– "...Быть чище и выше других"... Господи, - сказала мама, - кто себе может позволить такую роскошь?
А папа уже читал другое стихотворение, улыбался и совсем не собирался задуматься над тем, что такое ответственность перед семьей.
Настало время рассказать о нем.
О том, что за человек мой папа; о том, как он жил сам по себе,
пока не оказался в нашем доме; о том, как мы подбирали ему тему
и делали для этой темы все, что могли
Однажды в наш благополучный дом вкралась неудача: папа выбрал недиссертабельную тему. Нельзя сказать, что папа в этом виноват. По-моему, ни один человек на свете не догадался бы, что тема с изъяном. Помню, я вместе со всеми ее осматривал: в ней две буквы "ф" рядышком, в ней волнующее слово ЭВМ - ничего подозрительного. Недаром дед считает, что недиссертабельных тем вообще не существует. Он во всем винит папу: мол, папа покалечил тему, а теперь придумывает оправдания. Я, конечно, с дедом не соглашаюсь, и дед хвалит меня: