Прощание
Шрифт:
Я слушаю вполуха и остолбеваю лишь когда снова слышу «Африкэн коулинг»: «…группа из „Африкэн коулинг“» — это ещё от шестидесяти до семидесяти человек.
— Но группа все же не на палубе? Ведь это теперь и климатически не совсем…
— Дурбан — это не порт Элизабет. Дурбан все же немного теплее.
— И все же по вечерам может быть приличный холод, — возражает старик. — И может сильно дуть ветер, так что я считаю, что следовало бы это делать под палубой.
Молден снова разражается смехом:
— Под палубой? Естественно!
Старик не смеется. Он намерен завершить разговор:
— Итак, принимающая сторона «Африкэн коулинг»? — в его голосе звучит нетерпение.
— Да. Должны появиться несколько дополнительных человечков. Но вас своевременно поставят в известность.
— Они всегда хотят все делать скопом, — ворчит старик. — Итак, вы считаете — шестьдесят-семьдесят человек?
— По моим подсчетам! Но точно неизвестно. — И Молден снова смеется: — Выход в море в полночь? Это остается?
— Да, — говорит старик.
Я глубоко вздыхаю. Наконец-то закончили. Но тут Молден начинает снова, и оба, прерываемые громким смехом Молдена, говорят о замене персонала. Я выныриваю из своего полусна только тогда, когда слышу вопрос старика: «А как зовут первого помощника капитана?»
— Беккер… Беккер.
— Давно на борту?
— Да три рейса.
— Кто занимается погрузкой?
— Погрузкой занимается наш грузовой мастер Майер, но вместе с господином Беккером.
— Значит, мы загружаемся углем? — говорит старик.
— Антрацитом.
— Антрацитом?
Слово антрацит вызывает у Молдена смех. Старик тоже усмехается. Он демонстрирует добродушие. В конце концов, мы не из тех, кто портит другим удовольствие. Если бы я только знал, что смешного в этом антраците. Я не вижу ничего такого в слове антрацит.
— Мы это зафиксируем так, — начинает старик еще раз. — Восемнадцатого, самое позднее, девятнадцатого — Дакар. Агентом в Дакаре является Усима. Телеграфный и телексный адреса у меня есть.
— Тогда пока все в порядке, — говорит Молден, — и мы наконец можем принять на грудь. Все уже готово!
Когда Молден покинул корабль и старик стал ответственным капитаном, я спросил его:
— Что означает ГЭИК?
— Гамбургский экспериментальный институт кораблестроения.
— А что такое «Космос»?
— «Космос» — это грузоотправитель (наниматель судна).
— А что такое ОВП?
— Ожидаемое время прибытия.
— А «Африкэн коулинг»?
— Компания, от которой мы приняли груз.
Вдруг в каюте появились три-четыре человека, которым было что-то нужно от старика. Я удалился через открытую дверь настолько быстро, насколько это позволяла моя больная нога: хотелось посмотреть, что происходит снаружи.
Шестнадцать часов — до отплытия еще восемь.
С пирса раздаются дикие автомобильные гудки. Подъезжает автобус. Я стою и удивляюсь: вместо моряков из него выходят девушки и женщины с большими чемоданами и сумками. Среди них есть и дети. Наконец появляются несколько парней.
Локтями я опираюсь на ограждение и внимательно наблюдаю за скоплением людей внизу. Морковно-рыжая голова принадлежит самому маленькому человеку, взволнованно жестикулирующему и орущему из-за того, что его чемодан еще в автобусе. Будто для контраста рядом с ним держится бородатый гигант, похожий на Деда Мороза из детской книжки. Два толстопузых человека с усиками — наверняка машинисты — могли бы быть персонажами американского гротескового фильма. Но прежде я замечаю цветные пуловеры и головные платки. Звуковой фон спектакля создают поднимающиеся к людям, которые рядом со мной свесились через ограждение, басовые приветствия и острое хихиканье и кудахтанье женского обоза.
— Несколько бутылок они уже опорожнили, — комментирует это представление стоящий рядом со мной матрос.
— Так ведь очень долгий путь, — говорит другой, — от Гамбурга до нас порядочно километров.
Высоко над этой сценой на пирсе через ложбину черной горы проплывает корабль и притягивает мой взгляд: на его верхней палубе расположены два ряда поставленных один на другой контейнеров и выглядит он, как игрушечный. Не могу себе представить, как такой корабль с цветными металлическими ящиками на борту поведет себя при волнении на море.
До полуночи еще много времени. Я иду на мостик и в рулевой рубке заново знакомлюсь с приборами и инструментами.
Мостик представляет собой мощную, проложенную поперек корабля палубу. Даже при полной загрузке он поднимается на восемнадцать метров выше ватерлинии.
Корабль поплывет с балластом — с двумя третями максимального балласта в 11 000 тонн, который он может принять. Балласт состоит из морской воды.
— А почему из морской воды? — спросил я старика.
— Потому что для рейса в Дурбан не нашлось груза, — ответил он.
— И такой гигантский путь проделывать с водяным балластом — вряд ли это можно назвать экономически оправданным.
— Да. Это так! — включил старик свой обычный ограничитель речи.
Я внимательно оглядываюсь. В поле зрения рулевого: индикатор положения руля, гирокомпас и рупор для пеленгаторной палубы. В ящике у руля находится автоматическое рулевое управление. Оно удерживает курс корабля от воздействий ветра и волнения моря. Его включат, как только мы выйдем в открытое море.