Прощай, любимый Дрезден-Сити!
Шрифт:
– Это здание называют `карандаши' - сказал Вадик, указывая на небоскрёбы - тут бизнес-центр находится. Я там первую работу нашёл, но мне за неё нихера не заплатили!
– С моей первой работой, Вадик, всё точно так же было, поверь мне!
– сказал на это я - прикинь, неделю походил по магазинам, впаривал книжки, одну только и сумел впарить, а потом взял, да и уволился. И никаких денег, кроме пары сотен рубликов я не увидел.
– Ладно, Сань, не будем об этом. Давай лучше на Глаз подымемся!
– тут Вадик указал на странное строение - эдакая бетонная пирамида, на вершине
Мы стали подниматься. За долгое время в пешем пути мои ноги с непривычки к долгой ходьбе начали `деревенеть' и я поднимался на этот самый Глаз с трудом. Вадику, казалось, всё нипочём и он, явно давно привыкший исхаживать пешком весь центр Днепра не по одному разу, легко справлялся с подобными подъёмами. Но чем выше мы поднимались, тем больше увеличивался этот хрусталик, пока, наконец мы не дошли до вершины и не увидели, что хрусталик стал огромным шаром из зелёного стекла, внешне напоминающего гранёный алмаз.
– Тут можно загхадать любое желание - сказал Вадик - Только молчи, а то не сбудется!
Я не верил в приметы, но тем не менее приложил к шару правую ладонь, закрыл глаза... и загадал...
`Хочу вернуться обратно в Дрезден-Сити - `телепатически говорил' я шарику - Не сейчас! Лет через пять, может быть. А ещё будет лучше, если на родине встречу последние годы'.
И дальше пожелал я всё то, что хочу оставить в глубокой тайне от уважаемого читателя (авось не сбудется!), затем вышел из псевдотранса, сфотографировал шарик и мы с Вадиком спустились вниз.
Комсомольский остров, разрезавший собой Днепр, становился всё ближе и ближе. Остров весь был покрыт зеленью и лишь небольшая церквушка напоминала о том, что когда-то до революции этот остров звался Монастырским. Соединял с большой землёй этот остров автомобильно-пешеходный мост.
Мы подбирались к мосту всё ближе и ближе, пока не оказались у лестницы, ведущей на мост.
Вся лестница была усеяна замками с надписями, вроде `Вася + Маша = L O V E', `Коля + Наста = `сердечко' Навсегда!' и некоторые их этих замков живо напоминали мне те сельские амбарные замки, на которые мой покойный дед когда-то запирал гараж и сарай. Я фотографировал, а Вадик, медленно взбираясь по лестнице, иронизировал:
– Прикинь, Санёк, шо будет, когхда лестница обвалится под грудой этих замков? Офигхенные бы загхоловки везде были - в Днепропетровске мост рухнул под гхрузом признаний в любви!
– Не то слово, Вадик!
– отвечаю я - А можно и такое: `Мост на Комсомольский перелюбили!'. Главное только, чтоб от этой смертной любви никто не пострадал!
На самом мосту тоже были замки, но было их уже меньше. Но интересовали меня не они, а идущий наискосок Мерефо-Херсонский железнодорожный мост. Который я тут же сфотографировал вместе с пляжем и зелёным зданием канатной дороги.
– Слушай!
– говорю я Вадику - А давай на канатке прокатимся!
– Не работает она!
– сухо сказал Вадик - Уже лет 10 как.
– А чё так?
– Да хер их знает? Свистнули бабки и забыли, наверное.
Мне снова стало грустно, но ступив на остров, я выкинул всю смурь из головы.
На острове царило праздничное настроение. Всюду шли и бежали взад-вперёд дети, женщины, мужчины. Торговцы под разноцветными зонтиками торговали всем от сувениров до сахарной ваты. Кроме того именно на острове кончилась автомобильная зона и все дальнейшие дорожки были исключительно пешеходными.
Мы с Вадиком направились в сторону храма, и пешеходов на нашем пути стало совсем мало. Когда мы дошли, я заметил, что храм этот - явный новодел. Потому что и забор вокруг храма явно был `новенький' и часовня рядом с ним была похожа на мемориал `Хатынь-лайт', да и главная церковь явно имела вид новенькой. Но, тем не менее, всё это тоже было в моём объективе.
Наконец дошли мы до Днепра.
Днепр с Комсомольского острова смотрелся идиллически. Плескались о берег небольшие волны, светило солнце, издалека был виден Левый Берег и уходящий туда наискосок Мерефо-Херсонский мост. В придачу ко всему задул ветер. И глядя на эту картину, я вспомнил великого Кобзаря и процитировал его вслух:
Реве стогне Днпр широкий
Сердитий втер завива...
– Додолу верби гне висок
До неба хвил пдйма?
– продолжил с усмешкой Вадик и сказал:
– А я и не знал, шо ты ещё Шеву нашего помнишь!
– Так от деда когда-то Кобзарь Тараса достался, царствие ему небесное. До сих пор перечитываю и помню.
– О, да! Тарас Гхригорьевич - цэ наше всьо! Если б ему ещё памятников не ставили бы, как дедушке Ленину много - вообще было бы прекрасно!
– Но согласись!
– сказал я - стих в тему!
При этих словах на Херсонский мост выехал, громыхая, товарняк с цистернами и мы с Вадиком потихоньку двинулись в обратный путь с острова. Перед уходом я снял пару видов на Днепр с Левым Берегом, а потом у пешеходного моста мы купили с Вадиком по сахарной вате.
Пройдя мост, мы вышли в парк имени Шевченко. Я сфотографировал там арку, сидящего льва из бронзы, даже здание Днепропетровского ГосюУнивера не ускользнуло от моего объектива.
Но куда больше, чем парк и фото меня парили мои ноги. От непривычно долгой ходьбы они вконец одеревенели и каждый мой шаг отдавался ещё большей тяжестью, а на меня стала накатывать сонливость. И кроме того я стал заметно отставать от Вадика, который явно привык к таким походам.
`Господи - думал я - скорей бы трамвайная остановка, идти больше нет сил, так хочется расслабона'.
Однако на остановке меня ждал облом - трамвайная остановка была не оборудована не то, что скамейкой - навеса даже не было. И в итоге от боли в ногах я стал заметно пошатываться, а глаза ещё больше стали слипаться от усталости.
– Устал что ли?
– спросил меня Вадик
– Как цуцик!
– проскулил я.
– Потерпи! Щас трамвай будет и мы на вокзал поедем.
Трамвая мы ждали минут 20, и за это время даже успели избавиться от палочек из под сахарной ваты, а когда модернизированная Татра подъехала к нам и распахнула перед нами свои обтекаемые двустворчатые двери, мы влетели туда, а мои мысли и взгляд направились на поиск свободных мест.