Прощай, пасьянс
Шрифт:
Море было величественным и спокойным, ветерок дул так, как надо, паруса надувались… Круглились…
Как живот у беременной жены, внезапно пришло в голову сравнение, и Федор ощутил жар в теле. Жаль, что он не увидит ее такой, в тысячный раз сокрушало его это, но в следующий раз он это восполнит.
Но, видимо, не только ему нравилось любоваться первыми лучами солнца. Из Брайтона, из Бостона или из самого Сан-Франциско, что на за побережье Америки, или вообще из какой-то другой страны судно. Теперь оно стремительно приближалось
Федор приподнял шляпу, всматриваясь в противника.
— Прыткий! — крикнул он.
Алешка возник мгновенно, как будто был с самого начала в шапке-невидимке.
— Я тут, Федор Степанович!
— Скажи ребятам, что на нас пошла охота, нас осаждают.
Прыткий словно растворился в воздухе, стало слышно, как защелкали ружейные замки.
Он ощутил такой прилив сил, что ему даже захотелось сразиться с кем-то.
Может быть, сейчас, в этот рассветный час Мария рожает. И он тоже должен сделать что-то, чего не делал до сих пор.
Сохранить жизнь себе и своим людям? Это уже бывало, это обычное. Он должен родиться заново. Потому что теперь у него будет другое имя.
Отец.
Федор громко рассмеялся.
Вот именно, и эта схватка ему послана ему, он победит в ней, он станет отцом.
Так что же делает сейчас Мария?
— Мне надоела эта Жанлис со своими ужимками, — скривилась Лиза.
— Да и мне тоже, признаться, надоели все эти ужимки дам из светского общества.
— Мы не такие, поэтому нам не интересно.
— Но мы могли быть такими, верно? — Мария подняла на сестру глаза. — Все шло к тому, чтобы мы стали такими. Мы должны были обожать балы, наряды…
— Можно подумать, что мы не любим наряжаться, — перебила ее Лиза. — Почему бы нам сегодня не…
— Сегодня — нет.
— Но мы уже дома, мы больше не в комнатке у Севастьяны.
— А знаешь, Лиза, мне там было даже уютно. Более того, как-то очень надежно.
— Надежность происходит не от малости комнаты, а от самой Севастьяны. Она удивительная женщина. Если бы она попала в свет, то царила бы в нем, я уверена.
— Между прочим, она любит читать романы Стефании Жанлис. Но только на исторические темы, — сказала Мария. — Она прочла все, что ты мне присылала.
— Кажется, я могу это понять, — сказала Лиза. — Она знаешь что делает, сама не подозревая о том?
— Что? — спросила сестра.
— Она сохраняет в себе вольный дух новгородки.
— Ты тоже так считаешь? — Мария повернулась к сестре. — Я думала об этом. А после того, что произошло с нами…
— И с нашими врагами! — Лиза засмеялась. — Ох, как представлю себе эту картину…
— …я поняла по-настоящему, какие то были смелые и бескомпромиссные люди, эти новгородцы.
— Ну, хорошо, если ты тоже не собираешься читать больше сентиментальные романы, доставай
— Сейчас, — сказала Мария.
Она вынула из нижнего ящика комода книгу по акушерству.
— Прочти-ка, каковы первые признаки того, что нам пора быть настороже?
— Полотенца я уже приготовила, целую стопку. — Мария кивнула на столик возле серебряного умывальника.
— Хорошо. Но я сейчас не об этом. — Лиза поморщилась. — То есть и об этом тоже.
— Ты все же не хочешь позвать Севастьяну?
— Н-нет. Пока — нет. Но смотри, какая она деликатная. Не навязывается с советами. Хотя она столько раз принимала детей…
Мария засмеялась.
— Знаешь, — сказала она, — я думаю, Севастьяна все равно будет готова. На всякий случай.
— Ребенок родится быстро и без усилий. Ты сделаешь все так, как пишет доктор. Прошу, Мария, пожалуйста, позаботься, чтобы пупок получился красивый.
Мария на мгновение потеряла дар речи, а потом расхохоталась:
— О чем ты беспокоишься?! Главное, чтобы он был… — Она уже собралась произнести «живой и здоровый», но Лиза угадала и перебила сестру:
— Красивый. Он должен быть красивый. Как Федор.
— И… как ты, — выдохнула Мария и почувствовала, как горечь омыла ее сердце.
— Как мы с тобой, сестра.
Она смотрела в книгу, которую они уже выучили наизусть, все картинки из нее отпечатались в памяти, как будто они сами их рисовали. Но Мария думала о другом.
А думала она о том, как страшно потерять невидимое, незримое, но то, что уже привязывает тебя к жизни крепче, чем пеньковые канаты бригантины, на которой Федор плывет обратно в Россию. К ней. Нет, он плывет к ним. Это страшнее, чем потерять что-то вещественное. Наверное, потому они не слишком испугались и растерялись, когда обнаружили, какие козни строят Павел и Анисим.
Она помнит свое ощущение безопасности, когда Севастьяна привезла их в комнатку воспитательного дома и Лиза сказала, что ребенок в порядке… Она прижалась ухом к ее животу и услышала… Ей показалось, что он уже любит ее. Так же, как и она его.
В последние месяцы она все более укреплялась в той мысли, что они с Лизой, а теперь и с ребенком, находятся под покровительством своего ангела. Он не позволит случиться ничему дурному ни с ними, ни с близкими им людьми. Но ей хотелось в этом убеждаться и убеждаться. Каждый день.
Севастьяна не захотела больше раскладывать пасьянс, хотя она просила. Но прошлой весной она согласилась сразу же.
«Ладно, — сказала она тотчас. — Сейчас принесу карты».
«Ты не боишься?» — спросила себя Мария. «Нет», — ответила она себе.
Она на самом деле не боялась. Она не сомневалась, что пасьянс сойдется.
— Интересно, — вдруг заговорила Лиза, — Севастьяна догадывается о мистификации, которую мы устроили?
Мария вздрогнула. Она задавала себе этот вопрос, но гнала его от себя, не отвечала.