Прощай — прости
Шрифт:
— Нет, тыне готов. Ты — чертов эгоист, — прошипела она. — Ты просто не можешь смириться с тем, что придется думать еще о ком-то, кроме себя. Мы же не можем допустить, чтобы беззащитный ребенок испортил твои планы, мешая тебе жить, не так ли?
— Вот оскорблять меня не надо. — Ричард окинул ее одним из своих уничижительных взглядов и попробовал применить другую тактику. — Будет лучше, если мы отложим разговор на завтра и сможем спокойно, без истерик, все обсудить.
— Без истерик! — Джо, как никогда за долгие годы, сейчас
— Тише, кто-то может услышать, — зашипел Ричард.
— О, мы же не должны допустить этого, не так ли? — огрызнулась она. — Понимаешь, мне наплевать, услышит ли кто-нибудь меня. А вообще-то, я хочу, чтобы все услышали меня, поскольку так я смогу узнать, что они думают о замечательном, всеми обожаемом фотографе, который заставляет свою девушку сделать аборт, потому что… «сейчас в моей жизни неподходящее время». А когда будет подходящее, Ричард? Время не стоит на месте, тебе скоро будет сорок, не забывай об этом. Мы не перепуганные подростки, у нас достаточно денег. — Она пристально посмотрела на него. — Мы без проблем сможем обеспечить ребенка всем необходимым и, Ричард, давай будем откровенны, сейчас едва ли кто-то будет устраивать скандал только из-за того, что мы не женаты. Так в чем проблема? Почему мы не можем оставить нашего ребенка?
Если бы кто-то сказал Джо, что ее любовь к Ричарду обернется ненавистью в одно мгновение, она бы посмеялась. Ничто не могло уничтожить любовь, которую она питала к нему, разорвать те узы, которыми они были связаны, сказала бы она. Но это было прежде, прежде чем он посмотрел ей в глаза и посоветовал сделать аборт, убить ребенка, которого она уже любила всей душой.
— Я буду плохим отцом, — беспомощно сказал Ричард. Он нервно теребил ремешок камеры, и Джо внезапно поняла, что этот жест раздражает ее.
— Если ты хочешь оставить ребенка — это твое решение. Я дам тебе денег на тот случай, если ты передумаешь.
— Оставь свои деньги себе. Я не хочу ни их, ни чего бы то ни было от тебя, — холодно ответила Джо. — Я оставлю ребенка, Ричард, это окончательное решение. А ты можешь отправиться к Саше и поиграть с ней во взрослых. У нее именно такой уровень IQ, который тебе подойдет, и она вряд ли попросит тебя о чем-то сложном, ну, может, разве что научить ее читать.
Ричард был в ярости, он развернулся и, словно ураган, понесся назад в отдел. Джо медленно подошла к открытому окну и глубоко вдохнула свежий воздух. Постепенно ее пульс стал приходить в норму. Она стояла, широко открыв глаза, и смотрела на растворяющиеся в сумерках силуэты города.
Среди высоких шпилей и офисных зданий она увидела светло-зеленый купол церкви Ратмайнс. Они часто ходили туда с Эшлин, когда жили совсем рядом с ней, практически за углом. Ладно, часто туда ходила только Эшлин.
Она вспомнила то тревожное чувство, которое возникало у нее по утрам в воскресенье, если в квартире никого не было и никто не требовал вставать
А Эшлин любила сидеть в огромной темной церкви. Она говорила, что воскресная месса в большом храме — единственный повод для того, чтобы самые разные люди, живущие в Дублине, собрались вместе. Но однажды Джо заметила, что не все в Ратмайнсе были католиками.
— Ты понимаешь, что я хочу сказать, — раздраженно ответила Эшлин. — Не имеет значения, каково вероисповедание человека, важно это чувство — оказаться вместе на некоторое время. Это чувствуется в любой церкви, и в костеле, и в мечети, где угодно, — страстно добавила она.
Иногда ей удавалось вытащить Джо из постели и, поторапливая, привести в церковь. И Джо понравились мессы. Анонимность этой церкви разительно отличалась от собраний в ее родном городке, где все знали не только тебя, но и твоих дядюшек-бабушек, и могли подробно объяснить, почему молодой Пи-Джей оказался плохим парнем.
В Иннишкрон, объяснила она Эшлин, стоит тебе только попросить в аптеке леденцов от кашля, как спустя полчаса каждый второй человек на улице спросит о твоем самочувствии.
У нее было так много планов, когда она уезжала из родного города в Слайго на учебу в колледж журналистики! Она хотела изменить мир и была уверена, что если не выиграет Пулитцеровскую премию за безжалостное обличение несправедливости, то без сомнения получит «Букера» за свои романы.
«Не слишком ли многого ты хотела? — горько усмехнувшись, подумала она. — Если не в состоянии даже найти достойного человека, который смог бы поддержать тебя». Неосознанно она положила руки на небольшой холмик живота, который скорее был свидетельством съеденных батончиков «Твикс», чем наличия ребенка.
Та, другая Джо, которую переполняли безумные мечты, исчезла давным-давно. Теперь ее место заняла сильная и уверенная в себе женщина, решительно настроенная стать самой лучшей матерью для своего малыша, который будет расти без отца.
Она написала достаточно статей о родителях-одиночках, а теперь ей предстояло выяснить, что же это такое на самом деле. Когда она брала интервью у женщин, которых бросили с детьми на руках, то удивлялась, как они справлялись со всем сами. Теперь, когда ее эгоистичный бойфренд так же бежал, сверкая пятками, ей придется на собственном опыте разобраться с тем, что значит быть матерью-одиночкой.
Глава шестая
Теплое дыхание коснулось щеки. Эшлин потянулась под одеялом. Она знала — пора вставать. Но… хотелось еще пару минуточек, еще совсем немножко поваляться в теплой, мягкой постели…
Так, подождите-ка. Разум Эшлин начал потихоньку включаться. Сегодня суббота. Почему Майкл пытается разбудить ее так рано в субботнее утро? И почему голова как свинцовая?
Эшлин вновь ощутила горячее, пахнущее рыбой дыхание и, не выдержав, разлепила сонные глаза. На подушке Майкла восседала Флосси.