Проще убить, чем…

Режабек Александр

– Евгений! – чопорно начала Валентина Викторовна, сделав второй глоток. – А как у вас продвигается учёба?

Колибри удивлённо вскинул брови. Какого это хрена ей вдруг понадобилось спрашивать про его учёбу? Тоже мне деканша нашлась. Но всё-таки вежливо, соблюдая приличия, ответил:

– Спасибо. Ничего.

И, слегка ёрничая, с фальшивой заинтересованностью в свою очередь поинтересовался:

– А как у вас? Книжки народ читает? Повышает свой культурный уровень?

Вэвэ, уловив издёвку, задевающую святую для неё цель просвещения широких масс равнодушного к знаниям населения, начала раздражаться и даже бросила прихлёбывать вкусный чай.

– Да. Повышает, – деревянным тоном отчеканила

она, дёрнув носом. Он, очевидно, на её лице был одним из главных индикаторов переживаемых эмоций.

– Повышает. Ещё как, – повторила зачем-то она и добавила: – А вам, Евгений, не к лицу иронизировать по поводу моей работы. Молоды ещё. Наберитесь лучше опыта. А то пока не разбираетесь ни в жизни, ни в людях.

Колибри, который за годы работы официантом насмотрелся всякого и хорошо знал, каково оно – истинное человеческое нутро, особенно когда алкоголь снимает с него не слишком толстую плёнку приличий, откровенно рассмеялся. Но не зло. Ему не хотелось обижать Вэвэ. Если баба дура, то это не её вина или беда, а просто естественное состояние. Какой же смысл иронизировать по поводу природы вещей?

– Что вы, Валентина Викторовна, – покаянно и проникновенно добавил он, надев узду на бурлящее внутри веселье. – У меня и в мыслях не было пытаться преуменьшить значение вашего труда. Не забывайте, что мой друг и брат Владик тоже библиотекарь. И насмешничать над вами значило бы насмешничать и над ним.

– Да? – с сомнением протянула Вэвэ и подумала, что сейчас самое время перевести разговор на нужную ей тему о Насте, хотя что-то подсказывало ей, что лучше не стоит. Разговор, к сожалению, начался не так нейтрально, как ей бы хотелось. Но заведующая упрямо продолжала следовать своей цели. А то зря она, что ли, испортила себе день визитом к гадалке и поддалась, как девчонка, на подначку этого сопляка? Чепуха какая. Да и, в конце концов, голос-то у неё лишь совещательный, прислушиваться к нему или нет – это дело Евгения. Или, при других обстоятельствах, Скрепкина и Насти. Или любого из них. Хотя её слушать, грустно констатировала она про себя, скорее всего никто из молодых не станет. Как и она, впрочем, в своё время в упор не воспринимала мнение старших. Старых пердунов, другими словами. Неожиданная мысль, что она тоже теперь «старый пердун», ужасно расстроила Вэвэ, и на её глазах даже навернулись слёзы, заметив которые, Колибри даже перепугался. Эта тётка оказалась чересчур чувствительной.

– Что вы, что вы, Валентина Викторовна, – зачастил он, – не принимайте мои глупые речи близко к сердцу, я и впрямь не собирался вас обижать.

Но Вэвэ только отмахнулась.

– Бросьте, молодой человек, – великодушно проговорила она. – Вы ни в чём не виноваты. А слёзы – это так, совокупный продукт сложившихся обстоятельств.

Вэвэ снова потянулась к чаю.

– Я, в общем, хотела поговорить с вами о другом, – осторожно начала она. – О ваших отношениях с Настей.

Колибри ошарашенно вытаращился. Чего-чего, а такого поворота он не ожидал.

– Что вы имеете в виду? – не скрывая удивления и любопытства, спросил он.

Этот закономерный и простой вопрос почему-то вызвал у Вэвэ физическое ощущение неудобства позы, в которой она вполне по-домашнему сидела на кухонном стуле в квартире Скрепкина, и она заёрзала на сидении.

– Видите ли, Евгений, – не очень решительно продолжила она, – до того, как вы появились в Москве, – Колибри снова удивился: тётка, похоже, считала его приезжим, – Настя и Владик уже какое-то время работали вместе. Более того, это Владик уговорил девушку, которая, поверьте, с её образованием могла бы найти место и лучше, перейти на работу к нам. Что, как вы понимаете, означало, что они дружили и раньше…

– Ну и что из этого? – не удержавшись, перебил Колибри. – Что из того, что они дружили и работали?

Вэвэ недовольно повела плечами.

– А то, – раздражённо фыркнула она. – Их дружба начала перерождаться в нечто большее. И они могли стать такой замечательной парой. А тут вы с вашей безалаберностью и легкомыслием. И этими вашими заигрываниями. Вы бы только посмотрели. Владик ведь от ревности почернел с лица.

Колибри снова стало весело. Эта дура-баба была права, Скрепкин ревновал. Только не Настю к нему, а его к Насте.

– Евгений, скажите по правде, у вас в отношении девушки действительно серьёзные намерения? – тоном прокурора спросила Валентина Викторовна и чуть не выставила вперёд, как на знаменитом плакате, обвиняющий перст.

Колибри не выдержал и расхохотался. У него не было сил. Он умирал от смеха, от парадоксальности и идиотизма ситуации.

– Нет, нет, – выдавил он из себя, – я не собираюсь на ней жениться, если вы об этом. Вы даже не представляете, насколько я далёк от такой мысли.

Валентина Викторовна была искренне возмущена поведением Колибри. Он был не только бонвиван, но и явно проявлял неуважение, как к Насте, так и к ней самой. Но заведующая старалась сдерживать эмоции.

– Вот видите, молодой человек, – она снова начала чеканить голос, – у вас в голове гуляет ветер, а у Владика и Насти могут рухнуть надежды на общее будущее.

Но странность этого разговора постепенно начала смущать и Колибри. И его комическая сторона вдруг перестала смешить. Женя смеяться перестал. Он подумал, что обречён на нечто подобное и в будущем, потому что ему и Владику так и придётся всю жизнь скрывать свою любовь от чужих взглядов и изображать интерес к противоположному полу, хотя его (интереса) на самом деле нет. А, собственно говоря, почему? Чем их любовь хуже? Когда, наконец, человечество преодолеет в себе ханжеские стереотипы средневековья? Любовь ведь беспола, потому что она – любовь. И неважно, кто и какого пола её носитель.

Колибри резко поднялся и заходил по кухне. Да пропадите вы пропадом, эти секреты полишинеля, думал он. Надо сказать этой дуре правду, чтобы отстала от него и Владика раз и навсегда.

Вэвэ, не понимая причины внезапного волнения Евгения, с глупым видом следила, как он маячит туда-сюда, от окна к двери и обратно.

– Знаете, Валентина Викторовна, – стараясь оставаться дипломатичным, начал Колибри, – вы обратились ко мне не совсем по адресу. Меня не интересует Настя как женщина. Как не интересует она и Владика.

– Это как это? – тупо спросила Вэвэ, которой и в голову не могло прийти, что Настя может оставить безразличным кого-то из мужчин.

– А вот так, – с неожиданной горячностью резанул Колибри. – Нас с Владиком женщины не интересуют. Нам хватает нас самих.

Женя так и не решился прямо произнести, что он и Скрепкин любят друг друга, но и сказанного было достаточно.

Про людей, оказавшихся в неожиданной ситуации, иногда говорят, что они «так и сели». Но Вэвэ уже и так сидела, а силы притяжения явно не хватало, чтобы задом проломить сиденье, поэтому она, наливаясь возмущением и смакуя нарождающееся чувство праведного гнева, вместо этого встала. И разве что не упёрла руки в боки. Кто бы мог подумать! Эти двое оказались педиками! И она, господи прости, почти два года проработала бок о бок с педиком. Общалась с ним, считала хорошим человеком. Купилась, дура, на его пожертвования библиотеке. А ему просто нужно было тихое гнёздышко вдали от людских глаз, где не станут задавать вопросов, почему такой интересный с виду мужчина не имеет девушки и живёт с «другом». Вэвэ даже передёрнуло. Какой, к чёрту, «друг». Подружка. Или наоборот? Скрепкин – подружка? Да и кто их, гомиков, разберёт.