Прошел караван столетий (сборник)
Шрифт:
– Я в большом затруднении! – вздохнул Абу-Райхан.
Он слушал купца в глубокой задумчивости и старался во всех подробностях предвидеть все то хорошее и дурное, что принесет с собой такое новшество в его жизни. Он должен был сам себе признаться, что Якуб ему понравился и ничем не внушает опасений. Но сможет ли он стать помощником?
А Мухаммад тем временем продолжал:
– Поверь, я был далек от этой мысли, когда впервые встретил тебя и воспользовался твоими знаниями для спасения сына. Я всю жизнь лелеял мечту вырастить себе помощника в торговых делах. Отдавая тебе Якуба, я отрываю от себя кусок живого мяса. Я прибыл в столицу Хорезма, хотя дела ждут меня совсем в другом месте…
– Скажи сыну: если он готов трудиться неустанно, если согласен делить со мной горести и заботы – они неизбежны в нашем деле, – если хочет в тяжком труде добывать очень редкие, скупые радости, пусть идет ко мне. Я не сулю ему ни богатства, ни славы. Я только смогу поделиться теми скромными знаниями, которыми овладел, не щадя себя и отдаваясь науке постоянно и неизменно каждый день и каждый час своей жизни…
Абу-Райхан ал-Бируни говорил это тихим голосом, очень сдержанно, но Мухаммад понимал, что за внешним спокойствием скрывается тревога. Прижимая руки к сердцу, Мухаммад без конца кланялся и благодарил Абу-Райхана. Он был достаточно умен, чтобы понять колебания ученого и все благородство его души. Ученый пожалел юношу, но поверил в него и потому согласился принять его к себе.
«Этот Мухаммад, пожалуй, лучший из купеческого сословия, – подумал про себя Абу-Райхан. – Его настойчивость в этом вопросе удивительна. Он ведь далек от науки. Что она даст сыну, ему неведомо. Однако он старается, позабыв свою гордость и отбросив чванство, свойственное многим богатым людям». Ал-Бируни рассеянно посмотрел на руки Мухаммада, сложенные на груди, и обратил внимание на перстень с изумрудом. Перед ним был камень редкой красоты.
– Покажи мне этот изумруд, – обратился он к Мухаммаду. – Мне кажется, он из тех редких камней, которые добываются в аравийских копях.
– Ты совершенно прав, Абу-Райхан, – ответил Мухаммад, подавая ученому перстень.
– Да, этот изумруд добыт в руднике Джебель Забарх, [43] – подтвердил Абу-Райхан. – Но ты купил его в Индии. Я вижу здесь руку искуснейшего индусского гранильщика, а такая работа дорого стоит.
– Как много сказал тебе мертвый камень, уважаемый Абу-Райхан! Все верно. Именитый купец из Багдада купил этот камень в Индии у магараджи, а спустя много лет продал мне. Как видишь, он оправлен в золото и может служить печатью. Имея его, я был застрахован от моровой язвы, от чар любви и от бессонницы. Я буду счастлив подарить тебе этот перстень. Прими его в память о нашей встрече. Ты, такой тонкий знаток драгоценных камней, оценишь его красоту. – Мухаммад был счастлив сделать приятное ученому.
43
Джебель Забарх – гора на Аравийском полуострове.
– Я тронут твоим вниманием, Мухаммад ал-Хасияд, – ответил с поклоном Бируни. – Твоя щедрость похвальна. Но я не приму твой дар. Таков мой нрав. Не посчитай себя обиженным, если я попрошу тебя передать этот драгоценный перстень твоему сыну. Он послужит ему неким доказательством его самостоятельности. Ведь он верит в волшебную силу камня? Твой сын впервые покинет родной дом?
– Впервые, – пробормотал огорченный Мухаммад.
Он от всей души хотел подарить этот перстень ученому. Но поистине этот человек был недосягаем.
Однако, как ни огорчался Мухаммад, ничто не могло затмить его радость. Он возвращался домой с такими добрыми надеждами, каких прежде никогда не испытывал. У него появилась уверенность, что сын его станет большим человеком. Видит аллах, самое неожиданное оказалось возможным! В сущности, он спешил сюда лишь для того, чтобы убедиться в невозможности осуществить замысел сына. Поистине судьба бывает благосклонной! Вот теперь, пожалуй, не избежать ему посещения Мекки. Он и тогда, в караван-сарае, у изголовья больного Якуба, обещал совершить хаджж, [44] а теперь, хоть он и не давал этого обещания, он должен выполнить задуманное. Если поразмыслить, то свершилось второе рождение Якуба. Стать учеником столь ученого и благородного человека – величайшее счастье. Пусть убавятся барыши, пусть реже идут в путь караваны, зато с Якубом произойдет чудесное превращение. Кто бы мог еще так умело зажечь светильник разума? Вряд ли кто может уподобиться в учености хорезмийцу ал-Бируни. Пройдет время, и сын Мухаммада ал-Хасияда станет знаменитым ученым. Кто знает, быть может, Якуба также призовут ко двору правителя. И тогда Мухаммаду, купцу из Бухары, смогут позавидовать многие купцы, которых он повстречал на пыльных караванных дорогах.
44
Хаджж – паломничество в священный город Мекку.
В ДОБРЫЙ ПУТЬ, ЯКУБ!
В памяти Якуба то и дело всплывали слова, сказанные Мухаммадом: «Знание – дерево, а дело – плоды». «Отец пожелал отведать плодов от моего дерева знаний, – думал Якуб, – вот он и послал меня с поручением. Ну что ж, я должен показать свое умение, я буду усердным! А сумею ли? Совсем недавно я был в Самарканде с отцом, и незнакомые люди говорили мне: „Эй, мальчуган, покажи свою ловкость, принеси хороший арбуз, мы угостим тебя“. А теперь я сам уже хозяин трех верблюдов и два погонщика будут помогать мне таскать ведарийские ткани и укладывать вьюки. Хотелось бы скорее все сделать!»
Юноша с нетерпением ждал, когда же покажутся южные ворота Самарканда.
Его караван шел по зеленой степи, благоухающей весенними цветами. Чем ближе к городу, тем чаще встречались сады и рощи тутовника, который еще не раскрыл своего прохладного зеленого шатра. Все вокруг сверкало весенними красками и пело свою веселую, беззаботную песню. Во всем Якуб видел радость возрождения. И щебет птиц, и блеяние овец, и ржание молоденькой серой кобылки говорили ему, что настал хороший день и таких дней впереди много.
«Чудесно все это! Весело!» – подумал Якуб, любуясь зеленой долиной и выбирая место для отдыха.
– Надо ближе к воде, – предложил один из погонщиков. – Отдохнем, напоим верблюдов и в Самарканд войдем бодрыми, освеженными.
Они остановились, и Якуб вдруг призадумался, заглядевшись на мутные воды канала, пересекшего степь: «Эта вода не отражает солнечных лучей. В ней не играют веселые, резвые зайчики. Она не поет, не журчит – тяжело идет по узкому ложу канала, как идет раб под хлыстом надсмотрщика. Пленница! В ней нет веселья и радости горного потока, освобожденного от ледяных оков. И все же она – источник жизни».
Якуб посмотрел на отару овец, устремившуюся к воде. Овцы жадно пили воду, смешанную с илом, а пастух, отбросив посох, уселся поудобней и, окунув в поток усталые ноги, зажмурился, блаженно щурясь от солнца.
«Поистине источник жизни! – подумал Якуб. – Сидит где-то в Самарканде уважаемый человек – главный мираб – и распределяет воду по каналам. Он заранее знает, какая будет вода – большая или малая, он может предсказать богатый урожай или скудный». Хорошо все это знать! Может быть, и он, Якуб, поймет это через несколько лет. Но без учения не постигнешь таких премудростей. Как печально, что отец не хочет помочь, не соглашается поговорить с ученым. А если поговорит, то можно ли быть уверенным, что ал-Бируни пожелает его принять? Но, если отец не собирается помочь ему в этом деле, почему же он столько времени молчал и не давал никаких поручений, не заставил сидеть в лавке с шелками? Ведь он давно хотел поручить ему эту лавку, еще до поездки в Булгар. Отец молчит. Что он задумал? Сейчас не узнаешь, но что бы он ни задумал, а на сердце уже нет той печали, какая была зимой. Не от весны ли пришла надежда?