Прошло семь лет
Шрифт:
— Ничего позаметнее не нашел? — упрекнула его Констанс. — Может, включим мигалку и сирену?
— Не волнуйтесь, шеф, я подождал, пока пароход отчалит, и только потом припарковался.
Констанс посмотрела на часы: 20 часов 55 минут.
— Ты уверен, что они на пароходе?
— Абсолютно. Администраторша подтвердила, что Лараби воспользовались своим заказом.
— Они могли отправить на катер сообщников. Откуда известно, что на пароходе именно они?
Босари уже
Констанс прищурилась. Да, это Лараби. Она в вечернем платье, он в вечернем костюме. Картинка из модного журнала.
— Красивая женщина, согласны, капитан? — спросил Босари, указывая на Никки.
Погруженная в свои мысли, Констанс не ответила. В этой истории были какие-то нестыковки, она не могла понять, какие же именно, и хотела разобраться.
— Я узнал расписание, — снова заговорил лейтенант. — Прогулка продолжается около двух часов, примерно на середине рейса пароход делает остановку. Если все пойдет, как наметили, через полчаса мы снимем их с катера.
Констанс закрыла глаза и помассировала себе веки. До сих пор она хорошо держалась, но сейчас внезапно ощутила приступ мучительной головной боли.
— Как вы себя чувствуете, капитан?
Она открыла глаза и кивнула, давая понять, что все в порядке.
— Честно говоря, на работе за вас волнуются, — признался паренек.
— Я сказала, что все в порядке, — оборвала его Констанс и взяла сигарету.
Оба знали, что Констанс говорит неправду.
35
На открытой палубе, где пассажирам предоставлялся обзор в триста шестьдесят градусов, дул ветерок.
Облокотившись на поручень, Никки курила. Лицо у нее было суровое и замкнутое, а глаза неотрывно смотрели на сиявший вдали золотом мост Александра III, висевший над Сеной без единой опоры.
Себастьян подошел к ней. Она спиной почувствовала, что он подошел, и догадалась, что подошел он не с извинениями.
— Несчастный случай с Камиллой — моя вина, — признала она, не оборачиваясь. — Но и ты не забывай, что творилось у нас в доме. Все разваливалось, мы постоянно ссорились, ты на меня даже не смотрел…
— Твой поступок не имеет оправданий, — оборвал он ее.
— А ты сам? Твое поведение имеет оправдания? — взорвалась Никки.
Громкие голоса привлекли внимание пассажиров на палубе. Ссорящиеся супруги зачастую привлекают любопытные взгляды.
Никки продолжала с тем же напором:
— После развода ты вообще вычеркнул меня из жизни, хотя мы могли бы оставаться парой, разумеется, не любовниками,
— Оставь свои психологические штучки, пара или есть, или нет!
— Да брось ты. Мы могли бы сохранить нормальные человеческие отношения. Многим это удается.
— Нормальные человеческие отношения? Ты что, смеешься?
Никки обернулась к Себастьяну. В ее глазах, кроме обиды, гнева, усталости, светилась еще и любовь.
— У нас было немало хорошего, — продолжала она настаивать.
— А еще больше плохого, — возразил он.
— Однако признай, что после развода ты повел себя отнюдь не так, как следует ответственному взрослому человеку.
— Благотворительная организация отказалась от благотворительности, — снова сухо оборвал ее Себастьян.
Но Никки опять пошла в атаку:
— Мне кажется, ты не понимаешь, что натворил своим правильным решением! Ты разлучил сестру и брата. Отнял у меня дочь и отстранился от сына. Это ужасно!
— Но ты же согласилась с этим решением!
— Согласилась, потому что была вынуждена, принуждена согласиться! С армадой адвокатов, со всеми своими миллионами ты отнял бы у меня обоих детей! — Она помолчала несколько секунд и все-таки решилась высказать Себастьяну то, о чем столько лет молчала: — Ты ведь никогда не хотел взять к себе Джереми, так ведь? — спросила она тихо. Себастьян продолжал молчать. — Почему ты отказываешься от своего сына? — настойчиво спрашивала она со слезами на глазах. — Он хороший мальчик, чувствительный, уязвимый. Он ждал от тебя похвалы, ждал хоть какой-то заинтересованности, но так и не дождался…
Себастьян молча слушал эти упреки, признавая их справедливость. Но Никки хотела добиться правды.
— Почему тебе никогда не хотелось познакомиться с сыном поближе?
Несколько секунд Себастьян колебался и наконец решился:
— Потому что мне это тяжело.
— Что значит — тяжело?
— Он слишком похож на тебя. Мимика, смех, взгляд, манера говорить — все твое. Когда я вижу его, я вижу тебя. Для меня это просто невыносимо, — признался он, отводя глаза.
Никки не ожидала такого признания. В растерянности она все же задала еще один вопрос:
— Неужели самолюбие оказалось сильнее любви к сыну?
— Я не щажу себя, занимаясь Камиллой, — не уступал он своих позиций. — Она разумная, развитая, хорошо воспитана.
— Хочешь знать правду, Себастьян? — проговорила Никки со слезами на глазах. — Камилла — бомба замедленного действия. Ты пока еще держишь ее под контролем, но долго это не продлится. Она восстанет против тебя, и ты будешь кусать себе локти.