Прошу актеров повторить убийство
Шрифт:
— А вам так важно было, чтобы я поехала?
— Да, мне было важно, чтобы вы поехали, — повторил он, как эхо.
Он поднес чашку к губам и попробовал сделать глоток. Кофе обжигало губы, но его запах отогнал первую волну сна, которая попыталась нахлынуть на него. Поезд мерно колыхался.
— Когда я вернулась, Анна была очень взволнована.
Он ничего не ответил. Мария немного помолчала. Выпила глоток кофе. Зентек мимолетно подумал о том, что все люди, которых он до сих пор знал, могли пить напитки, для него слишком горячие.
— Что вы рассказали Анне?
— Немного. Ничего важного, насколько я помню.
— А что она рассказала вам?
— Разве она не рассказывала вам об этом после вашего возвращения?
— Нет.
— И больше ничего?
— Нет.
— Хм… — Зентек снова попробовал коснуться губами края чашки. Кофе все еще был для него слишком горячий. — Это был достаточно неожиданный для меня разговор. Ваша сестра говорила, а я ограничился только ролью слушателя.
— И о чем говорила моя сестра?
Мария уже не улыбалась. Она поставила чашку на столик и повернулась в сторону говорящего.
— Ах, она попробовала объяснить мне, достаточно, впрочем подробно, как убила профессора Рудзинского.
— Что-о?!
— Рассказала мне об этом с мельчайшими подробностями.
— А… а вы?
— А что я? — Зентек хотел развести руками, но в последнюю минуту вспомнил, что в одной из них держит чашку кофе. — Я выслушал ее.
— Но… Но вы же ее не арестовали?
— Нет, — капитан покачал головой. — Не арестовал ее.
— Почему?
— Потому что у нее есть своего рода алиби. То есть это не то алиби, о котором можно мечтать, так как оно опирается только на свидетельские показания, человека, которому не поверил бы ни один суд, если бы против нее были какие-то существенные доказательства. Тем не менее это все-таки алиби, и показания этого человека решительно перевешивают ее признание в убийстве.
— А алиби Хенрика подтвердилось, правда?
— Да. Оно полностью подтверждено, если верить показаниям врачей, которые установили время смерти вашего мужа. А у нас нет никакого повода, чтобы им не верить.
Она наклонилась к нему.
— Скажите мне честно, вы не верите в то, что мой муж совершил самоубийство?
Он повернулся к ней и посмотрел прямо в ее большие, красивые глаза.
— Не верю, — наконец сказал он. — Если бы верил…
— Если бы верили?..
В эту минуту она была так же серьезна, как он. Не осталось ни следа от той свободы, с какой она начинала этот разговор.
— Если бы верил, закрыл бы следствие.
— И вы будете искать до тех пор, пока не найдете что-нибудь?
Зентек ничего не ответил, только ухмыльнулся извиняющейся улыбкой.
— А вы… вам никогда не приходило в голову, что очень часто было бы справедливее оставить дела такими, какие они уже есть? Он уже мертв. Неужели осуждение другого человека что-то здесь изменит?
— Это вы спрашиваете у меня как у частного лица или как у представителя милиции?
— Я спрашиваю вас как частное лицо.
— Может быть, этот вопрос я задал вам напрасно. Потому что в этом случае мои личные взгляды вполне совпадают с точкой зрения общества. В противном случае, я не мог бы работать в милиции. Трудно было бы работать, ощущая такой глубокий внутренний конфликт. Боюсь, что в глубине души я так же суров, как и буква закона. Честно говоря, уважаемая пани, я ненавижу убийц, даже если эти люди внешне вполне симпатичные и заслуживают снисхождения. Я не могу найти никакого оправдания для человека, который отнимает у другого жизнь. И наверное, в действительности такого оправдания быть не может.
— Жаль… — тихо сказала она.
— Почему вы об этом жалеете?
Она немного помолчала.
— Анна говорила вам, что сделала это ради меня? — неожиданно спросила она.
— Да. То есть приблизительно так это можно сформулировать.
— Это необыкновенный человек, — прошептала она.
— Не думаю. Просто она любит вас больше, чем себя. Она думала, что это вы убили Романа Рудзинского, и хотела принять на себя вашу вину со всеми вытекающими отсюда последствиями.
— Да. Я знаю об этом. Но откуда она знала?
— Что знала?
— Что это я убила Романа?
— А это вы его убили?
Она молча кивнула головой. Дверь в коридор была открыта. Прошел какой-то человек в пижаме, с полотенцем на плече, держа в руках белый пластмассовый стаканчик для полоскания рта. Зентек повернул голову к девушке. Она сидела неподвижно, уставившись взглядом в пол.
— Прошу вас, расскажите все.
Его голос был ласковый и мягкий.
— Я мало что могу вам рассказать. Знакомые действительно проводили меня на поезд, я села туда, но в Новом Тарге вышла. Было темно, а у меня был только маленький чемоданчик. Это было нетрудно. Я знала, что стоянка такси находится около вокзала. Велела таксисту везти меня на полной скорости, которую можно выжать из машины. Я хотела догнать скорый поезд, который вышел из Закопане на два часа раньше, чем пассажирский. В конце концов мы догнали его, и я пересела туда и приехала в Варшаву. Потом все уже было просто. Я поехала домой, открыла дверь своим ключом. Роман уже не спал. По-моему, он не спал всю эту ночь. Получил вечером мою телеграмму и ждал меня. Я сказала ему… — ее голос слегка задрожал, — что я остаюсь с ним и что поняла, как он мне дорог. Я поклялась, что уже никогда не доставлю ему беспокойства. Потом сделала ему чай. Он выпил… — она замолчала. — Я вышла и захлопнула за собой дверь. Потом пешком пошла через весь город на Западный вокзал. Когда пассажирский из Закопане подъехал я в него села. Сестра ждала меня на Главном вокзале. Это все.
Она подняла голову и посмотрела на него. Капитан спокойно поднес к губам чашку. Кофе был уже не такой горячий. Он сделал два глотка, встал и поставил чашку на столик. Девушка не пошевелилась.
— На какой станции вы сели в скорый? — неожиданно спросил он.
— На какой станции?.. — он увидел в ее глазах явное колебание. — В Кракове.
— Прошу вас подумать. Точно в Кракове?
— Точно.
Но в ее голосе не было уверенности.
— Боюсь, что вы совершили ошибку. Скорый поезд выезжает из Закопане на два часа раньше, чем пассажирский. Поскольку вы доехали до Нового Таргу, эта разница увеличилась до двух с половиной часов. К этому следует прибавить час (это при очень быстрой езде), который должен был потратить автомобиль на поездку из Нового Таргу до Кракова. Все это время скорый поезд не стоял, а шел без остановок. В ту минуту, когда вы доехали до Кракова, скорый поезд был уже на пути от Кракова в Варшаву и приближался к Кельцам. Если бы даже вы поехали дальше с самой большой скоростью, то, приняв во внимание, что была ночь, а ни одно такси в Польше не является гоночной машиной, а также приняв во внимание то, что в сравнении с шоссе Закопане — Краков шоссе Краков — Варшава нисколько не короче, нежели железнодорожный путь, вы могли бы обогнать скорый поезд на его последней остановке в Радое, но и то только, если бы вам удалось развить совершенно невероятную скорость. Поскольку такой скорости не могла бы развить ни одна машина-такси в нашей стране и поскольку вы утверждаете, что вы точно нагнали скорый поезд в Кракове, мы должны признать, что вы говорите неправду.
— Но я…
Зентек удержал ее движением руки.
— Прошу вас подумать: ведь в Новом Тарге найдется относительно небольшое количество такси. Вы не предполагаете, что через несколько часов мы могли бы уже с абсолютной уверенностью установить, что ни в одну машину позавчера вечером не садился никто, желающий проехать половину Польши в погоне за скорым поездом, которого все равно не удалось бы догнать? Прошу вас избавить меня от ненужной работы. Вы согласны?
Она низко наклонила голову. Потом подняла руки и спрятала в них лицо. Зентек молчал, глядя на нее. Наконец она выпрямилась.