Проснуться среди звезд
Шрифт:
— Нудное занятие… Как будто все можно предусмотреть заранее.
И деловым тоном:
— Сиди здесь, я вернусь через час и пойдем на ужин.
— Хорошо… Вот, как раз и займусь работой — доктору ведь обещал. Интересно, есть здесь розетка?
— Вот она, над шкафчиком… Ты и в самом деле думаешь починить эту штуку?
— А как же! Я ведь успел прихватить с собой несколько сотен чистых кристаллосхем, а с ними что угодно можно починить.
— А-а, вот что это такое…
— Отличная вещь! Они нам еще пригодятся, вот увидите!
— Возможно… Дверь
…Выходя, Антор внутренне улыбался, вспоминая, как они осваивали непривычное жилье. Крохотная каморка, поджариваемая с одного бока реактором, больше всего напоминала лежащий на боку бидон с крышкой-дверью. Первым делом Мовай перепутал кнопку освещения с кнопкой уборки спального места, и оно уползло у него из-под ног. Оказалось, в выдвинутом состоянии они занимают почти всё помещение. «Иллюминатор» оказался аварийным выходом через реактор — Антор едва не рассмеялся, увидев, как его подопечный, открыв заслонку, обескуражено разглядывал грубо намалеванный череп с подписью: «Молись, салага!» В общем, жить было можно.
Поднявшись до седьмого уровня, хонниец быстро нашел дежурного и оставил в памяти внутренней инфор-сети свою записку на имя Прэгга. Если он утвердит этот план, то ответа не последует — и, значит, можно будет действовать. И сработает маленькая хитрость, заложенная в этот безупречный по всем статьям документ — Антор не оставил в нем ни одной минуты на всегдашние психические, идеологические и прочие вдохновляющие процедуры. Хитрость, конечно, шита белыми нитками, но терять-то ему все равно нечего. А при удаче можно, наконец, избавиться от этих занудных церемоний с пением гимна и прочищением мозгов внушением. Пускай Прэгг выбирает, что ему нужнее — подготовленный «сенс» или набитый рвением болван.
…В оставшиеся полчаса он решил зайти к доктору, благо медотсек располагался рядом. Доктор встретил его так, будто давно ждал:
— Заходи, заходи, — замахал он рукой вставшему на пороге Антору, — есть новости!
— Какие? — хонниец прошел в кабинет, на привычное место сбоку от экрана связи — если кто и вызовет медотсек, то его не заметит. Врач не стал садиться, продолжая суетливое хождение и поминутно натыкаясь на захламившее помещение предметы медицинского обихода:
— Такие новости, что касаются нас обоих… Вернее, больше тебя. Да уже, собственно, коснулись — догадываешься?
Антор пожал плечами:
— Кроме того, что меня выжили с верхнего уровня за драку…
— Предлог, только предлог, — загорячился врач, — дело совсем в другом!
— В чем же?
Он таинственно прищурился:
— Секретный приказ.
— Приказ?
— Да. Я слышал от одного из помощников капитана. Правда, для этого пришлось применить… кое-что.
Антор догадывался — что. Во все времена у медиков были сильнодействующие средства — от простого алкоголя до электронного блаженства нейроизлучателя. В состоянии эйфории выбалтываются самые важные тайны — к счастью, после этой процедуры память отшибалась начисто, как после длительной попойки. А такой специалист, каким являлся доктор, мог провести ее как нельзя лучше.
— …«О мерах по ужесточению дисциплины» — каково названьице! — голос толстяка звучал сардонически. Он говорил теперь вполголоса, наклонившись к самому лицу собеседника:
— Предлагается нас всех лишить того единственного, что у нас оставалось — происхождения. Все привилегии для высших каст по отношению к нам отменяются — отныне может считать себя «серыми», если не хуже.
— Но почему об этом не объявлено?
— Да потому что боятся! — взорвался врач. Лицо его покраснело от возмущения:
— Никто не хочет неприятностей — ты же знаешь, что превентивно осужденные составляют десятую часть всей пехоты…
— Теперь мне все ясно, — обронил Антор, поднимаясь, — неясно только, говорить ли об этом…
— Кому? Этому твоему новичку?
— Да… Пожалуй, не стоит — а вдруг он расстроится и твою машину не починит?
Толстяк расплылся в добродушной улыбке:
— Скажи ему, пусть заходит, когда захочет…
— Быстро ты определился.
— Да уж, поверь — я сразу вижу, что за человек ко мне пожаловал. Профессиональное чутье.
— И что же подсказывает твое знаменитое чутье? — с легкой насмешкой спросил Антор, собираясь уже выходить.
— Что? — доктор задумался, потом произнес медленно, словно выбирая слова:
— Вот что… Ты уже достаточно поварился тут… Не следует на него жать, особенно в том, что называется совестью.
— Никто и не собирается его насиловать, — сухо проговорил хонниец.
—Ну-ну, зачем же обижаться, — доктор примиряюще похлопал его ладонью по спине, — только я ведь еще и обследовал его по всем правилам…
— Хм… Ладно, старый клистир, ты меня растрогал — отныне буду ходить за своим напарником, вытирать ему нос и поправлять слюнявчик…
— Неисправим, совершенно неисправим! — с притворном негодовании закричал врач и вытолкнул его за дверь, приговаривая:
— Давай, давай, у меня сейчас процедуры, и не твое это собачье дело в чужих мозгах копаться…
…Разговор, несмотря на его завершение, вселил в душу беспокойство — черт его знает, чем обернется это «ужесточение». И как можно реально уравнять права (вернее, бесправие) безродного «серого» со случайной наследственностью и представителя высшей касты, продукт десятков поколений генетического отбора… Но говорить об этом Моваю, пожалуй, действительно не стоит — пока что он воспринимает все происходящее, как должное — и пусть его остается в приятном неведении.
…Насыщенный неприятностями день еще не закончился — Антор убедился в этом, повернув в свой тупичок. Убедили его толпящиеся возле их «дрыхалки» человек пять подозрительного вида типов без нашивок. А когда он увидел среди них афрана, его беспокойство перешло в тревогу. Длинный костлявый детина водил перед лицом Мовая грязной пятернёй, и хонниец расслышал слова, произнесенные с каким-то гнусавым акцентом:
— Ты наших порядков ще не знаешь, сопля, и молчи в книс, поня-а? Или объяснить? Гы-гы-гы!