Проснувшись с улыбкой
Шрифт:
Барашек, звонко цокая по асфальту копытцами, торопливо перебирал ножками, чтобы не отстать. Время от времени он останавливался, упрямо наклонив голову, и приходилось брат его на руки. Килограммов восемь в нем уже было, но Алик ощутил эту тяжесть только в Майином подъезде, когда лестница вывела его к темно-коричневой двери с множеством звонков. Какой из них ее? Этот? Этот? Этот?.. И как нажать на кнопку в такую рань? Если бы она жила одна - другое дело...
За дверью не было слышно ни звука. И все же он заставил себя позвонить-должен же он хоть что-то сказать ей на прощание.
– Кто это?!
– раздался встревоженный женский голос, после того как он нажал на кнопку звонка еще несколько раз.
– Майя дома?
– Что?
– Майя дома?
– повторил он громче.
Женщина за дверью пробормотала что-то невнятное - стало ясно, что он выбрал не тот звонок. Шаги удалялись. Послышались далекие, но довольно громкие голоса. И опять из-за двери задали тот же вопрос:
– Кто это?
– и этот голос был женский, ко более старый.
– Майя дома?
– Да.
– А кто это?
– Ее знакомый.
– Какой знакомый?! Майя спит...
– Это ее бабушка?
– Да.
– Извините, пожалуйста. Я принес ей кое-что...
– Кто это, бабушка?-послышался голос Майи; сердце заколотилось так, что стало трудно дышать...
– А черт его знает! Ни свет ни заря...
– Алик, ты?
– негромко спросила Майя,
– Да.
– Что случилось?
– щелкнул замок, она выскользнула в чуть приоткрытую дверь и просияла, увидев барашка.
– Ой!
– Это тебе,- сказал Алик и сунул ей в руку конец веревки.
– Ты с ума сошел... Сколько сейчас?
– одна щека ее была в полосках - от подушки.
– Шесть, - ответила из-за двери бабушка. Майя присела на корточки и обняла барашка:
– Иди ко мне, хороший мой, иди, иди, не бойся... Алик отступил к лестнице.
– Ты сумасшедший, - Майя крепко прижала лицо к мордочке барашка, и теперь они смотрели на него вдвоем - четыре глаза: два черных, два голубых... Что-то надо было сказать им на прощание...
– Он любит арбузные корки, - вот все, что в этот момент придумалось; Алик быстро пошел вниз по лестнице, перескакивая через ступеньки... А что еще он мог ей сказать?..
Посмотрев на часы, он понял, что надо торопиться...
Через десять минут он вошел во двор сестры. Насвистывая под нос что-то не очень грустное, поднялся на второй этаж. Сел на старую табуретку у двери сестры. Двор только-только просыпался, но через пару минут все уже знали, что он здесь, и сразу поняли, зачем он пришел. Под разными предлогами, по одному, по двое соседи появлялись во дворе, чтобы поздороваться с ним. У всех был серьезный, соответствующий моменту вид.
Фариз все не появлялся.
Послышался шум подъехавшего к воротам "виллиса". Какие-то непонятные знаки подавал в прикрытую дверь Надир. За ним мелькали бледные, взволнованные лица сестры и племянника. Знаки Надира стали понятны, когда вместе с водителем "виллиса" на балкон второго этажа поднялись еще двое мужчин. Как и Фариз, они были в серых, под горло застегнутых тужурках.
Когда эта троица вошла в дверь Фариза, открывшуюся без всякого стука, Надир опять отчаянно замахал руками. Пришлось подойти поближе, чтобы услышать его шепот:
– Люди специально вызваны... Придется отложить. Все было ясно и без объяснений.
– Слышишь меня?
– продолжал волноваться Надир.
– Придется отложить. Опасно...
Алик вернулся на табуретку. Поднял с пола тонкую палку - кусок чубука, которым вчера женщины взбивали шерсть. Вытащил из кармана маленький перочиный ножик и, чтобы скоротать время, начал строгать палку, подравнивать ее поломанный конец. Со стороны казалось, что он очень увлечен: во всяком случае, по сторонам не смотрел.
Фариз все медлил.
На балкон вышла сестра; пустила слезу.
– Может, не надо, а?
– неуверенно спросила она, готовясь заплакать. Прошу...
– Зайди в дом, - попросил ее Алик.
Фариз вышел из двери третьим; замыкал шеренгу шофер. Гуськом, один за другим они двинулись по балкону к лестнице.
Алик встал; негромко, удивляясь собственному спокойствию, окликнул Фариза.
Все четверо оглянулись одновременно. Остановились. Алик отбросил в сторону палку, сложил и засунул в карман перочинный ножик и неторопливо направился к ним.
Шофер шагнул вперед, двое в тужурках встали по обе стороны Фариза.
– Что ты хочешь?
– нервно спросил Фариз, когда Алик, подойдя вплотную, левой рукой отодвинул в сторону шофера.
– Женщин бить легко, - произнес Алик с вечера приготовленные слова, голос его от скрытого волнения звучал глухо и низко,- а ты попробуй побить мужчину...
На последнем слове Алик откинул тело назад, как при прыжке с трамвая, и влепил пощечину широко раскрытой правой ладонью. Он знал, что больше ничего сделать не может, - этих двоих Фариз пригласил не только для того, чтобы иметь свидетелей; всему, как говорится, свое время. А сейчас у них другая задача, пощечину они проморгали, но зато остальное провернули как надо: один сразу же повис на правой руке, другой - на левой. Шофер навалился сзади и почему-то разорвал до пояса рубаху.
Фариз не использовал возможность ответить ударом на удар: все же постеснялся бить человека с выкрученными руками.
Краем глаза Алик увидел выскочившего на балкон племянника в красной набедренной повязке и рвущуюся из рук Надира сестру. Хорошо хоть вчера удалось мать повидать.
– Куда его ведут?
– кричала сестра.
– - Отпустите его... Алик! Алик!-так же надрывно она кричала той ночью, когда он прыгнул с крыши на тех троих с ножами, видно, Надир объяснил ей, что может сделать Фариз человеку, давшему ему по роже при свидетелях...