Прости меня, Молли
Шрифт:
— Это не слежка, Молли, — мягко перебил ее Вито. — Просто нужно уважать других людей, а ты почему-то ведешь себя как строптивый ребенок.
Уязвленная, Молли послала ему негодующий взгляд и устремилась к лестнице. Но по ступенькам она поднималась все медленнее и медленнее…
Одолевая бесконечную лестницу, Молли не могла оторвать глаз от большого портрета на верхней площадке. На нем были изображены сестры, Оливия и Мэриел, на своем первом балу — обе высокие, белокурые, безукоризненно прекрасные. Не каждый разглядел бы за эффектной южной красотой Вито сходство с холодным совершенством
Напротив висел такой же огромный портрет отца Вито, Риккардо Кристобальди. Темноволосый, невыразимо привлекательный, он был настоящим светским львом. Художнику удалось передать грубую чувственность его черт. В течение всех этих лет Молли безуспешно пыталась вспомнить их лица, представить этих людей рядом с Вито и Пандорой, но в памяти почему-то всплывали обрывки разговоров:
«Какие трогательные для двоюродных брата и сестры отношения, вы не находите?»
«Я всегда думала, что они поженятся».
«Да нет, они ведут себя скорее как брат и сестра».
«Удивительно, не правда ли?» — Молчание, долгий многозначительный и понимающий взгляд.
«Мэриел с первой встречи положила глаз на Риккардо… Но когда Оливия унаследовала Темплбрук, никаких сомнений не осталось, на которой из сестер он женится».
«Риккардо был невероятно обаятелен».
«Мэриел тут же вышла за того скучного банкира, Паркера Стивенсона… А помните, чем все это закончилось? Через несколько лет после ее смерти Паркер застрелился неизвестно почему. Он был нежнейшим из отцов, а Пандоре едва минуло шестнадцать. Бедняжка, она так тяжело перенесла этот удар. Первые несколько месяцев Вито с ней не расставался там, в Италии».
«Возможно, Паркер узнал что-то такое, что лишало его дальнейшую жизнь всякого смысла».
Эти разговоры не давали Молли покоя во время их помолвки, она смутно начинала что-то понимать, пыталась связать концы с концами, пугалась, не хотела верить, не хотела думать. И вдруг все стало так леденяще, потрясающе ясно…
Глава седьмая
Молли неловко переминалась с ноги на ногу перед изящным трюмо. Дверь в роскошно обставленную спальню открылась, но она не повернула головы. За ней в зеркале появился Вито и твердой рукой помог Молли справиться с непослушной молнией.
— Выглядишь потрясающе. — Укротив молнию, он нежно прижался губами к ее обнаженному плечу.
Молли не успела подавить ответную дрожь, пронизавшую ее всю, точно электрический разряд, но она была совершенно не расположена радоваться близости с Вито. Куда бы она ни посмотрела, до чего бы ни дотронулась, все здесь твердило ей: беги отсюда! Вито меньше чем за день разрушил всю ее жизнь. Она потеряла работу. Она превратилась в бабочку-однодневку, а чего ради? Каприз избалованного самца, привыкшего, чтобы все его желания исполнялись. Он же сам откажется от ее услуг, как только она наскучит ему в постели.
И тем не менее сейчас она стояла перед зеркалом, облаченная в коротенькое, нежнейшее на ощупь платье (наверняка безумно дорогое) цвета старой меди. Ей самой в жизни на такое не заработать,
Она сунула ноги в туфельки, подобранные в тон платью, беспощадно прошлась щеткой по блестящим волосам, все больше злясь оттого, что Вито не сводит с нее глаз.
— Ты так доверчиво спала в моих объятиях сегодня утром. Что изменилось с тех пор? — сдержанно поинтересовался он.
Она резко обернулась, зеленые глаза загорелись гневом.
— Объяснения совершенно бессмысленны. И тебе, конечно, наплевать, что подумают люди!
Вито недоуменно нахмурился.
— О чем это ты?
— Откуда ни возьмись я появляюсь снова четыре года спустя, и тут выясняется, что я живу с тобой!
Рывком отвернувшись, Молли уже ругала себя за то, что так ясно высказала свое смятение. Но ей вовсе не улыбалось ловить многозначительные усмешки и понимающие взгляды этих людей.
— Опять ты ставишь приличия во главу угла, — усмехнулся Вито. — А у меня на это нет времени, и к тому же, если бы не некоторые ложно понятые тобою приличия, я уверен, мы с тобой и до сих пор жили бы в мире и согласии.
От этого обвинения Молли едва не задохнулась.
— Не было там ничего ложно понятого!
— Ты обиделась на меня из-за фотографии в газете. Почему? Потому что тебя выставили дурочкой, потому что ты бешено ревновала меня к Пандоре и не могла понять своим маленьким умишком, что секс — не обязательная составляющая всяких отношений между мужчиной и женщиной. — Выражение его лица было откровенно презрительным.
Воцарилось молчание. Молли вся кипела: он опять посмел произнести ненавистное имя. Оно подействовало на Молли как красная тряпка на быка.
— Чтобы я ревновала тебя к этой твари! — выкрикнула она, содрогаясь от неуправляемой злобы. — Я терпела ее много месяцев без единой жалобы, я вела себя как паинька! Все время от помолвки до свадьбы я садилась на заднее сиденье твоей машины, потому что впереди сидела она! Меня обходили и отставляли всюду, где только можно, а я не жаловалась! Ради тебя я глотала все ее милые замечания о том, какая я толстая, как я плохо одеваюсь и вообще совсем не гожусь тебе в жены! Да, может быть, я и ревновала к ней, но только сначала, а потом я ее просто возненавидела!
Вито побледнел, она заметила это, несмотря на его густой загар. Ага, он шокирован ее открытым сопротивлением и разгневан, что посмели задеть его драгоценную Пандору. Молли вся дрожала, изумленная собственной смелостью, но она не взяла бы назад ни единого слова. Вито уже пора понять, что она не наивная и слепая дурочка, какой была когда-то.
Он не отвел бестрепетного взгляда.
— Пандора была…
Молли предупреждающе вскинула руку.
— Только произнеси ее имя еще раз, и я тотчас же уйду. И можешь не пугать меня Найджелом — я не стану слушать, я не услышу, меня здесь не будет! — воскликнула она. — Я не потерплю эту женщину рядом с собой, так что ты лучше держи ее подальше от меня!