Прости, прощай
Шрифт:
– Как вкусно у тебя пахнет!.. – раздувая ноздри, восхищенно протянул он. – И порядок идеальный!..
Яну тошнило от этой квартиры, тошнило от ее владельца. Но порядок она не могла не навести – руки сами тянулись к пылесосу и тряпке. А жаркое приготовила, чтобы угодить старому хрычу. Увы, как бы она его ни презирала в душе, с ним нужно было считаться. Как ни крути, а от него зависело ее будущее.
– Ты просто умница, – продолжал осыпать ее комплиментами самодовольный Филипп Михайлович. – Не зря Вильям так
Ей бы промолчать, но...
– Я не лошадь, чтобы меня ценить.
– Нет, конечно, не лошадь...
– И не телка!..
– Это ты о чем?
– Чья это квартира?
– Моя... Купил по случаю...
– Для кого?
– По случаю и на всякий случай...
– Телок вы сюда водили.
Филипп Михайлович смутился, но быстро справился с собой.
– Ну, было дело... – вымученно улыбнулся он.
– Это все из-за сердца, да?
– При чем здесь сердце?
– Ну, один ученый лекарство для сердца делал. А получилась «Виагра» – совсем для другого. Так и вы, поднимали сердечный тонус, а подняли то, что пониже, да?..
– Яна, ты меня удивляешь.
– Зачем вы меня сюда поселили? – резко спросила она.
– Ну, тебе негде жить...
– А цветы зачем? А коньяк?
– Ну, хотелось бы посидеть с тобой...
– Правильно, жена за границей, почему бы со мной не посидеть. А потом и полежать, да?
– Я даже не думал, – покраснел он.
– Не думал он... Да я вас насквозь вижу!
Она хотела смутить Филиппа Михайловича. Чтобы хоть как-то отомстить ему за потерянного ребенка. И она ввергла его в смятение.
Он долго молчал, думая, что сказать в свое оправдание. Наконец созрел.
– А если я для того и пришел, чтобы не только посидеть? – спросил он и смело посмотрел ей в глаза.
– Так, это уже интересно!
Ей действительно было интересно. Но еще и страшно. Она уже жалела о том, что вызвала его на откровенный разговор. Ведь за его откровенностью могла последовать откровенность с ее стороны. Этого она и боялась. Несдобровать ей, если она скажет все, что думает о нем.
– Что, если ты всегда нравилась мне? – чеканя каждое слово, спросил он.
– Не знаю, мне казалось, что вы не очень-то хотели видеть меня своей невесткой.
– Невесткой, может, и не хотел. А женой – очень даже может быть...
– Женой Вильяма?
– Нет. Своей женой.
– Оу!
– Тебя это шокирует?
– А вас?
– Меня – да. Но тем не менее я должен сказать... Должен сказать, что ты мне очень-очень нравишься... Я могу развестись с Риммой. Ты могла бы выйти за меня замуж.
– Теперь я точно в шоке.
– Ты даже не представляешь, насколько мы близки...
От волнения на лбу Филиппа Михайловича выступили крупные капли пота.
– Насколько?
– Даже не знаю, с чего начать... Вильям не
– Это неправда.
– Правда... После Аринки у вас не было детей. И с новой женой у него не ладится из-за этого...
– Меня совершенно не волнует его новая жена. И о нем я не хочу ничего слышать.
– Вот поэтому я и решился на этот разговор... Даже не знаю, как в этом признаться. Но я должен...
– В чем признаться?
– В том, что я поступил как подлец... Но все это ради вашего с Вильямом счастья...
– Я ничего не понимаю.
– У вас была первая брачная ночь.
– Ну и что?
– В эту ночь ты зачала Аринку.
– И...
– Не от Вильяма зачала. От меня.
– Что?!.
– Да... Мы с матерью подумали, что так будет лучше. Все-таки родная кровь!..
Яна молча поднялась с места, порывисто смахнула со стола бутылку с коньяком. Филипп Михайлович испуганно зажмурился, ожидая удара. Но она всего лишь скрутила пробку с бутылки и приложилась к горлышку. Не чувствуя горечи, пила до тех пор, пока не почувствовала, как хмель замораживает сознание. На стол она поставила почти пустую бутылку. Закурила, в упор глядя на сжавшегося в комок Филиппа Михайловича. Никогда она не видела его таким жалким.
– Ты меня убил, папуля! – выпустив ему дым в лицо, сказала она.
– Я боялся тебе это сказать... – опуская глаза, пробормотал он.
Каким же чудовищем нужно было быть, чтобы обрюхатить собственную невестку.
– Вильям об этом знал?
– Да.
– Яблоко от яблони недалеко падает, – язвительно хмыкнула Яна.
Вильям такое же чудовище, как и отец. Еще и чмо в придачу... Будь он сейчас здесь, она бы с удовольствием выплеснула ему в лицо все свое презрение.
– Семья гоблинов!
– Ты не должна так говорить! – жалко возмутился Филипп Михайлович.
– Знаю, что не должна. Но говорю! Потому что ты вынудил меня!
Яна пыталась, но не могла удержаться от обличительной тирады. Начала с того, каким ничтожеством Филипп Михайлович воспитал своего сына. И закончила, какой подлец он сам. Рассказала ему, что знает все про его злую роль в истории с ее первой дочерью.
– Я ненавижу твоего сына! Я ненавижу тебя самого!.. Видеть тебя не хочу!.. Ненавижу! Ненавижу!..
Истерика закончилась тем, чего она больше всего боялась. Она плюнула в лицо Филиппу Михайловичу и сбежала от него в никуда...
– Что ты со мной сделал? – возмущенно вопрошала Яна. – Признавайся, гад, что ты со мной сделал?
И гнев ее был обращен не к Филиппу Михайловичу, а к профессору Гарварту. Она сама вышла из гипнотического транса. А если точней, из сумерек прошлого ее выдернули сильные эмоции, которые она там испытала.