Простонародные рассказы, изданные в столице
Шрифт:
Вам никак нельзя жить у меня.
— Ты говоришь по пословице: легко накликать змею, но трудно прогнать [143] , — ответила госпожа. — Ты боишься, что я чересчур долго задержусь в твоем доме и ты слишком потратишься на меня. Так посмотри!
Госпожа достала что-то из-за пазухи и показала Чжан Шэну.
142
Идя бахчой... шапку не трогай рукою. — Чжан Шэн цитирует строки из древней
чтобы не подумали, что он ворует тыквы или сливы. (Перевод Л. Н. Меньшикова).
143
Легко накликать змею, но трудно прогнать — кит. ху шэ жунъи цянь шэ нань.
В руках у госпожи оказались четки из ста восьми [144] жемчужин [145] , чистых и блестящих, крупных, словно плоды эвриалы [146] . Чжан Шэн пришел в восхищение.
— Никогда в жизни глаза мои не видали такой красоты! — воскликнул он.
144
Из ста восьми — священное число у буддистов.
145
Жемчужин — букв. си чжу «западный жемчуг» (из Западного Китая, Средней Азии, Центральной Азии, Индии) в отличие от дун чжу «восточный (маньчжурский) жемчуг».
146
Плоды эвриалы (Euryale; кит. цзи доуцзы) — многолетнее водное растение семейства нимфейных, или кувшинковых. На Дальнем Востоке распространена Euryale ferox, с очень крупными плавающими листьями, покрытыми колючками, с пурпурными довольно невзрачными цветками и плодами величиной с горошину.
— Все мое богатство, которое я получила в приданое, досталось властям. Это единственное, что мне удалось спасти. Если ты возьмешь меня к себе в дом, мы станем время от времени продавать по жемчужине и на это вполне можно будет жить, — сказала госпожа.
Приказчик Чжан услышал эти слова и почувствовал себя так, как сказано в стихотворении:
Домой спешащий недоволен, что скоро сядет солнце; И мысли не дают покоя, что слишком медлят кони. К богатству страсть, на лицах пудра, вино в домах певичек — Вот три соблазна для людей, кого они не тронут?— Если вы действительно вознамерились войти ко мне в дом, — сказал он, — то мне следует прежде всего получить разрешение матери.
— Я пойду вместе с тобой, — ответила госпожа. — Пока ты будешь разговаривать с матерью, я подожду на другой стороне улицы.
Чжан Шэн вернулся домой и подробно рассказал матери обо всем, что с ним произошло. Мать его немало видела в жизни, и у нее было доброе сердце. Услышав, что с молодой женщиной стряслась такая беда, она воскликнула:
— Какая жалость! Какая жалость! Так где же она?
— Она ждет на той стороне улицы, — ответил Чжан Шэн.
— Пригласи ее сюда, — велела мать.
Госпожа вошла в дом и, раскланявшись с матерью Чжана, рассказала ей во всех подробностях свою историю, закончив ее словами:
— У меня нет никого из близких, к кому бы я могла обратиться. Вот я и пришла к вам искать пристанища и прошу разрешить мне остаться у вас!
Выслушав ее, старуха сказала:
— Вам ничто не помешает остаться здесь на несколько дней. Только боюсь, что при нашей бедности
Тут госпожа вынула из-за пазухи жемчуг и передала его матери Чжан Шэна. Старуха поднесла жемчужины к свету лампы, рассмотрела их хорошенько и еще раз повторила госпоже свое предложение.
— Вы можете завтра же отрезать и продать одну из них, — сказала в ответ госпожа. — На вырученные деньги откроете лавку и станете торговать в ней нитками и румянами, а ивовую корзину повесьте над дверью — на счастье.
— За такие драгоценности, если даже придется их продавать не торгуясь, мы всегда получим хорошие деньги, — сказал Чжан. Шэн. — А кроме того, у меня сохранился в неприкосновенности еще слиток серебра в пятьдесят лян. Вот на него мы и накупим товаров для лавки.
И вот Чжан Шэн открыл лавку, став таким образом продолжателем дела своего прежнего хозяина — господина Чжана. Поэтому люди прозвали Чжан Шэна младшим господином Чжаном. Между тем его бывшая госпожа постоянно пыталась соблазнить его, но сердце Чжан Шэна было твердым, как железо. Он ставил ее настолько выше себя — относился к ней как к императрице, что чары ее на него нисколько не действовали.
Наступил праздник Цинмин — праздник Весны. Можно ли было не заметить его?
Найдется ли место в праздник Цинмин, где не был бы виден дымок? В предместии ближнем бумажные деньги [147] несет на себе ветерок. Те люди заплачут, те люди запели на травах душистых в полях; То вдруг прояснится, а то вдруг полило — цветам абрикосовым срок. На ветках хайтановых [148] птицы уселись, ведут перелив-разговор; На дамбе под ивами гость опьяневший находит для сна уголок. Красотки под пудрою алой спешат узорные доски занять; Качаются на пятицветных веревках, полет, как у феи, высок.147
Бумажные деньги — бумажные изображения монет, не имеющие реальной ценности и сжигаемые во время жертвоприношений.
148
На ветках хайтановых — китайская айва.
Все жители Кайфэнфу вышли к пруду Цзиньминчи на прогулку. Младший господин Чжан тоже пошел погулять. Вечером у ворот Ваньшэнмэнь, когда он возвращался домой, кто-то его окликнул:
— Приказчик Чжан!
«Нынче меня все зовут младшим господином Чжаном, — сразу подумал Чжан Шэн. — Кто бы это мог быть, что он зовет меня приказчиком?» Он обернулся и узнал своего старого хозяина, господина Чжана. Чжан Шэн всмотрелся в его лицо и заметил на нем четыре вытатуированные иероглифа с золотой печатью. Господин Чжан был неумыт, непричесан и одет неопрятно. Чжан Шэн пригласил своего хозяина в винную лавку и, когда они там уселись в отдельном помещении, спросил:
— Что с вами случилось, хозяин?
— Мне не следовало жениться на этой женщине из дома министра Вана, — ответил старый господин Чжан. — В первый день Нового года она стояла за занавеской и смотрела на улицу. Мимо проходил мальчик-слуга с какой-то коробкой. Она остановила его и спросила: «Что нового в доме министра?» — «Ничего особенного, — ответил мальчик. — Только вот третьего дня министр принялся искать четки в сто восемь жемчужин, но нигде не мог найти. Он обвинил в пропаже всех домашних, и никто не избежал наказания». Когда жена услышала это, она стала меняться в лице — то бледнела, то заливалась краской. Мальчик сразу же ушел. Вскоре ко мне в дом явилось человек двадцать. Они унесли все — и мое имущество, и приданое жены, а меня схватили и доставили в отдел расследований, допрашивали и пытали: требовали эти сто восемь жемчужин. Но я их в глаза не видел, ну и отвечал, что их у меня нет. Тогда меня избили отравленными ядом палками и заключили в тюрьму. К счастью, жена в тот же день повесилась у себя в комнате. Суд не мог найти улик, и меня оставили в покое. Вот что случилось и до сих пор ничего не известно о том, куда девались четки в сто восемь жемчужин.