Простреленный паспорт. Триптих С.Н.П., или история одного самоубийства
Шрифт:
ГОША УШЕЛ
Вторник, 17.10.1989 г.
Утром, когда Серега с Люськой пили чай и перемигивались, хихикая, неожиданно пришел участковый.
— Это вы с вечера засиделись, граждане, или уже ранний визит? — прищурился участковый. — Я, конечно, очень извиняюсь, только вот что, гражданка Лапина Людмила… Придется вам сегодня зайти в наше учреждение к старшему лейтенанту Зыкину Алексею Сергеевичу. Причем строго обязательно, в четырнадцать тридцать. Вот тут распишитесь. Все ясно? В случае неявки будете подвергнуты приводу. А сейчас советую домой идти поскорее… Мне с Сергеем Николаевичем надо побеседовать.
Нечего и говорить, что Люська довольно быстро выбежала из дома
— Сергей Николаевич, удивляюсь вам… Молодой мужчина, солидный, образованный, а с кем путаетесь?! Даже обидно! И небезопасно, кстати. У этой Людмилы, между прочим, подростковая судимость по 146-й, часть первая, а это — разбой. Завлекала мужиков, а два дяди их чистили с применением ножа. И теперь есть сведения, что с преступным миром у нее связи. Кроме того, самогоноварение. Неоднократно — мелкое хулиганство по указу шестьдесят шестого года. Последний указ — тоже уже залетела. А сейчас подозревается вообще… Ну ладно. Это потом. Вы гражданина Корыто на Георгия Петровича знаете?
— Гошу, что ли? — спросил Серега. — Знаю,
— Вчера мы его отсюда, от вас, доставили в вытрезвитель. Что он пил, сказать можете?
— КВН… — немного смущенно сознался Серега и показал на бутылку, стоящую под столом. — Сами знаете, Иван Палыч…
— Понятно. Само по себе это нехорошо. Знаю, что аппарата у вас нет, что брали вы его у Галины. Возможно даже, даром… Но нехорошо, нездорово это. '
— Что случилось-то? — ощущая уже какую-то жуть, спросил Панаев.
— Вы, Сергей Николаевич, — расстегивая планшетку, сказал участковый, — возьмите-ка вот этот листочек и напишите, когда к вам пришли вчерашние гости, кто в каком состоянии, что пили, сколько. Можно было бы вас и к нам пригласить, но жалко как-то. Вы у меня на хорошем счету, особо не шумите, думаю, незачем вам таскаться. Сами знаете, у нас обстановка не больно.
— Да я напишу, — кивнул Серега, — а чего случилось-то?
— А вот напишете — скажу.
Серега изложил на бумаге все обстоятельства вчерашнего посещения, вплоть до появления милиции и «беретов». Гошу и Люську он называл по фамилиям, а Шурика по имени, поскольку фамилию забыл.
— Значит, с Нефедовым вы не знакомы? — спросил участковый, проглядев лист. — Ладно. В общем, так: вчера гражданин Корытов, доставленный в медвытрезвитель, скончался. Отчего — вскрытие покажет. Показания подписали? Подписали. Об ответственности осведомлены? Осведомлены. Понадобитесь — вызовем. Не понадобитесь — не вызовем. Желаю плодотворного трудового дня!
–
Иван Палыч ушел, а Серега сел на стул, ошеломленный и обескураженный. Нельзя сказать, что его охватила скорбь и тоска. Просто уж очень это было неожиданно. Жил да был Гоша. Из сорока лет двенадцать отсидел в зоне. Пил, ел, матюкался, иногда ходил на работу, писал стихи. Отчего-то любил Сталина и даже Берию. И очень любил танки, потому что когда-то въехал на них в Чехословакию. И вчера пел «Гремя броней, сильней, чем были прежде…», а теперь вот взял и помер… Где-то в морге его сейчас потрошат, выясняя, чем он наполнил свой желудок перед смертью… Брр! Теперь подозревают всех, кто с ним пил, и тебя, Серега, тоже. Правда, меньше чем других. Этого Шурика, при всех его документах’, больше: нездешний, «слишком уж много ксив», слишком много денег. А еще больше — Люську. У нее — вино, мало ли чего она могла в бутылку добавить, увидев шуриковы купюры. А хлебнул не Шурик, а Гоша. Его-то травить никакого резона не было. У него в кармане и трояк редкость. Конечно, ерунда это все. Не такая уж зверюга эта Люська. К тому же пили они там наверняка из горла, все вместе. Но, конечно, нервы помотать могут. И Сереге, кстати, тоже. У него-то пили из стаканов, могли подбросить, и так далее… Хорошо, если Гоша свернулся просто так, от перебора, а вот если он перед тем, как познакомиться с Шуриком, какой-нибудь суррогат хлестанул, а он потом в смеси с водкой детонировал, тогда долго трясти будут…
Тем не менее надо было идти на работу.
…Облачившись в малярный комбинезон и газетную пилотку, Серега, подобрав нужные колеры, выкрасил три огромных фанерных щита: один — в ярко-красный, другой — в голубой, а третий, самый большой, — в зеленый. На это ушло все время до обеда. После обеда Серега малевал очередные афиши и объявления. Он сидел в комнате своего изокружка, который сегодня не работал, а в это время к зданию клуба подкатывали то небольшие грузовички «уазики», то солидные «КамАЗы». Похоже, кооператив «Спектр» уже начал готовиться к своему «Вернисаж-аукциону», который согласно Серегиному объявлению, он его рисовал для типографии, должен был состояться в будущую субботу. Вывеску и прочее для своего мероприятия привезли сами «спектровцы». Среди них оказалось много знакомых Сереге ребят, периодически кто-то из них забегал, кричал «привет» и убегал снова. «Время — деньги». Когда Серега, закончив свои дела, шел по этажу, то увидел, что кооператоры уже затащили свои ящики, сняли со стен прежнюю наглядную агитацию и уволокли неведомо куда. Сейчас они толпой сгрудились в центре зала, очевидно, прикидывая, как располагать экс-позицию и размещать освещение. Можно было подойти и спросить кое-что, но Серега не захотел. Надо было еще успеть в магазин, а то в ужин можно было остаться голодным. Купил он хлеба, банку рыбных фрикаделек в томатном соусе, а картошка, лук и чеснок были у него свои. Мяса он не покупал уже года три, только пару раз добыл курицу да по стольку же раз колбасу и сосиски, причем не в магазине, а в клубном буфете.
Газ по-прежнему не подвозили, поэтому пришлось дожидаться, пока плитка соблаговолит подогреть картофельно-мучную мешанину с рыбными фрикадельками.
Очень вовремя пришла Люська. Пришла по-хозяйски, по-деловому, с сумкой.
— Не ждал никого? — спросила она, втягивая носом запах жарева. — Вкуснятинка! Ну, да и я не пустая прибежала! Смотри!
И пыхтя, словно после быстрого бега, Люська стала доставать из сумки разные «дары природы». Это было очень интересно, но вместе с тем немного, совсем чуточку, стыдно. Стыдно, потому что ни в одном магазине города, района, а возможно, и области на прилавках такого не было. Спрашивать, откуда взялось, не хотелось. Но Люська и сама была достаточно болтлива, чтобы поделиться своей тайной:
— У вас тут в клубе, оказывается, иностранцы будут. Слыхал? Кооператив какой-то — картины будет за валюту продавать. Решили, что буфет, который у вас работает, будет за валюту торговать. Кооперативщики его, что ли, заарендовали. Ну, наш торг тоже поучаствовал… Благо, что завезли на базу. У Зойки там кто-то… Я-то маленькая девочка, внутрь не суюсь, не дура. Мне Зойка сказала: даешь три цены — твое. Стольник выкинула, даже побольше. Но ведь что взяла: колбаска, ветчинка, рыбка. И баночки ничего, верно? А бутылку у себя купила. Пировать будем?
— А как с милицией?
— Ерунда. Пришла туда, а там уж все обошлось. Покалякала с этим лейтенантом. Ничего мужик, но глупый какой-то. Все стеснялся спросить, не я ли Гошу травану-ла. И так заезжает, и эдак, а ведь видно же, чего хочет узнать. А потом ему бумажку принесли, я так поняла, что со вскрытия. Тогда он начал выяснять, не дрался ли Гоша с кем-нибудь. Во чудик! Ну, я говорю, что, дескать, драться он не дрался, но вот помню, что пару раз его Шурик об забор стукнул головой, когда Гоша на меня бочку катил. Он тут так обрадовался, аж подпрыгнул... Подписала, где просил, да и пошла…
— Да ведь… — недоуменно произнес Серега. — Шурика-то теперь посадят!
— С чего это? — пожала плечами Люська. — Я что, сказала, что он его до смерти убил? Я, как было, так и сказала: и что тукнул, и что они потом помирились и вместе к тебе пить пошли…
— Ну да, — поджал губы Серега, — им это не помеха. Раз показала, что его Шурик стукнул, значит, на него и навалят. Наверное, при вскрытии оказалось, что Гоша от кровоизлияния в мозг умер. А сейчас знаешь, каково им? Могли ведь и они Гоше по мозгам дать, и «береты». Даже просто уронить могли случайно. Вот им и надо на кого-то свалить. Так что Шурика ты посадила…